Посадка все еще продолжалась, только теперь уже через окна. Несколько счастливчиков, как нам тогда казалось, втиснулись в вагон. Мужчина, у которого ведро не входило в окно, сначала сплющил его, потом протолкнул товарищу. Из другого окна выбрасывали остатки корзины: хозяин посадку выдержал, тара — нет.
По перрону прошел слух:
— Подают дополнительный состав!
В момент заполнили вагоны не то на пятом, не то на шестом пути. А на перроне народу, кажется, не убавилось.
На сей раз нам повезло: достались места для сидения. В темном вагоне было уютно. После долгой ходьбы и продолжительного стояния отдыхали ноги и спина. Как-никак, ночь подходила к концу.
Короткая передышка дала возможность осмыслить наше положение. Допустим, подадут еще один дополнительный поезд, и мы уедем. А что толку? Устали настолько — и грибы не в радость.
Вадим заметил:
— Ноги беречь — еще не все. Надо экономить и зрение. — И тут же засопел.
Однако едва мы заговорили про обратную дорогу, он тут же подал голос:
— Самая пора возвращаться. Учтите, уехать оттуда будет не легче.
На наших глазах поезд наконец-то тихонечко тронулся. Совсем тихо. Но это было все-таки движение — с мягкими, но толчками. Какой-то молодой парень не удержался и скатился с подножки, ловко отскочив в сторону. Почти одновременно с другой подножки сорвалась и села на свою корзину пожилая женщина.
Поезд остановился. Машинист не рискнул вести его.
На перроне народу поубавилось, чего нельзя было сказать о привокзальной площади. Очередь у билетных касс змеилась в несколько колен. Это сдавали билеты. Вторая очередь — на такси — была еще внушительнее. Она занимала почти всю площадь.
И опять через город мы шли пешком. Что было с вечера, повторилось под утро: два встречных потока заполонили улицы.
Спать ложились, когда было самое время входить в лес.
Приписка Вадима
Дорогой товарищ! Когда пишешь о действительном факте, надо быть максимально точным в деталях.
Во-первых, мы договаривались о поездке не в четверг, а в среду. Теперь так заведено: рыболовы и грибники договариваются со среды, охотники — со вторника.
Во-вторых, грибники штурмовали в те же сутки не только железную дорогу, но и переправу через Каму у Оханска. Я наводил справки: за вечер, ночь и утро было перевезено пятьсот машин с грибниками. За одни сутки (!) переправа выполнила месячный план.
В-третьих, есть предположение, что теперь на субботу и воскресенье птицы из лесу прилетают в город (в городе-то тише!).
В-четвертых, грибной бум наблюдался не только в 1968-м, но и в 1973 году.
Наконец, объясни, после каких осадков, после какого тепла выросло такое небывалое количество грибников?
Глава, написанная по просьбе Вадима
Не помню, кто из нас предложил в то давнее воскресенье поехать за грибами. Да это и несущественно. Важно, что идея была одобрена. Вдруг оказалось, что любовь к тихой охоте живет в каждом из нас и, как грибница, только ждет своего часа.
По тому времени мы уехали страшно далеко от города, километров за сорок по Казанскому тракту.
Ехали вслепую, не зная леса, без провожатого, и неудивительно, что вначале нам ничего не попадало. Так и домой могли бы вернуться, не обремененные тяжестью корзин, если бы при случайном выезде не произошла еще и случайная встреча. У колес нашего юркого газика оказались две тетки с полными ведрами грибов — по два на каждую. Эти тетки и показали.
— Да вот тут, сразу за лесочком полянки. Дорога сама выведет.
Красные шляпки мы увидели, не вылезая Из машины. Но еще больше их было в траве, в молодом осиннике. И все одинаковые: длинная белая ножка, холодная и влажная, быстро синевшая в корзине, шляпка, чуть шире ножки, иногда с загнутыми, а чаще с уже распрямившимися краями.
Еще в детстве любил я искать грибы, но грибником стал именно в ту памятную поездку в самом начале пятидесятых годов. Почему с этого времени, а не раньше, не с детства, — объяснить нетрудно.
Сбор грибов — эта тихая охота — всегда был забавой, удовольствием, приятным времяпрепровождением, как всякая любительская охота. Наши предки знали толк в грибах, умели отличать пряные рыжики или хрусткие грузди от всякой другой шушеры. Может, черная икра да уха стерляжья только и могли поспорить своей самобытностью с соленым рыжиком, шляпка которого проходила в бутылочное горлышко.