Антонине было 27 лет. Возраст солидный. Приехала она на БАМ с первым мужем и Алену родила уже здесь. Муж растворился в необозримых таежных далях три года назад. Тоня отдала дочку в детский сад и устроилась работать туда же поварихой. А что? Очень удобно. Никогда не болит голова, что не успеваешь в садик за ребенком. И Аленка всегда сыта и присмотрена.
Дверь на кухню приоткрылась, и в щелочку просунулась Любина голова: «Тоня, что сегодня на полдник?»
«Запеканка с киселем.»
«Ну слава Богу, запеканку точно съедят, по тарелкам размазывать не будут,» – облегченно выдохнула Люба. Детей Люба не то чтобы не любила, но должным терпением при общении с ними похвастаться не могла. Была она полной, чернявой, с отчетливо пробивающимися над верхней губой усиками, по поводу или без впадавшая в воспоминания на тему: «А вот у нас в Нальчике …». Если верить ей, в Нальчике горы были выше, трава зеленей, небо голубей, а шуба зимой и вовсе не нужна. Если только для понтов. Любин единственный сын заканчивал в этом году восьмой класс. Поэтому они с мужем дорабатывали на БАМе последний год, намереваясь вернуться домой, обустроиться и искать ходы для успешного поступления чада в институт.
Здесь, на БАМе, можно было изучать географию Советского Союза. Из каких только уголков не приезжали сюда на заработки люди. Тоня о таких и не слышала порой. Вот она, Тоня, из Ворошиловграда, Люба – из Нальчика, Лена – из Тулы, заведующая детским садом Лидия Львовна – из Московской области. Кто откуда, с бору по сосенке. А детишки какие разные! Кроме привычных на ее родине славянских русоволосых лиц есть и чернявенькие, смуглолицые выходцы с Кавказа, и узкоглазенькие, с жестким волосом казахи, и кудрявенькие, большеглазые еврейчики. А имена какие, не сразу и запомнишь, до того непривычные: Венера, Айдын, Лейсан, Рамазан. А детишки ничего, самые обычные детишки.
Антонина привычным движением разрезала запеканку на противнях на порционные куски и раскладывала по тарелкам. Запеканка – признанный шедевр детсадовской кулинарии, нежно любимый многими поколениями детей. Сколько мам пытались воспроизвести его в домашних условиях, слыша в результате: «Не такая. В садике вкуснее.»
Работая на кухне, никогда не останешься голодной. Всегда и сама сыта будешь и на ужин домой чего-нибудь прихватишь. От нескольких котлет или пирожков садик точно не обеднеет, а ей с готовкой дома возиться не надо. Разогрела, и порядок. Олега Тоня частенько подкармливала из того же источника.
***
Груди Антонины – белоснежное великолепие, щедро сдобренное веснушками, мерное колыхание которых доставляло Олегу такое остро-скотское удовольствие, что потом ему бывало за это даже неловко. А неловко было потому, что удовольствие было само по себе, а Антонина сама по себе. Но в определенные моменты никакая сила не могла бы оттащить Олега от этих полушарий.
Изобильна Тоня была не только грудью, но и щеками, боками и круглым задом. Повсюду рыжевато-кудрява, нежна на ощупь, заманчиво округла в одних местах и вызывающе торчаща в других, так что пуговицы на блузках того и гляди норовили отстрелиться, словно первая ступень ракеты «Союз», запущенной с Байконура.
Когда вожделенная Олегом случка заканчивалась (а много времени она никогда не занимала, ведь надо было улучить момент, когда обе девочки, например, гуляли на улице), он всегда мучительно изобретал, о чем бы таком с Тоней поговорить. Нельзя же было трахнуть бабу, а потом просто надеть штаны и уйти. Интеллигентность не позволяла.
Вот с бывшей женой Ириной такой проблемы никогда не возникало. Поговорить всегда было о чем. И придумывать не надо было, выходило само собой, легко и непринужденно. Ирочка работала библиотекарем, образование получила высшее, по работе имела доступ к неограниченному количеству книг и порой приносила Олегу почитать что-нибудь этакое, напечатанное на серой бумаге через слепую копирку.
А вот роман с БАМом у нее не сложился. Что было тому виной: бытовая неустроенность, оторванность от цивилизации, суровые условия таежной жизни? Он не знал. А может просто разлюбила и сбежала, пока еще молода и хороша собой?
Несмотря на душевную боль, бывшую жену Олег вспоминал часто. И обычно почему-то после торопливого секса с Антониной. Невольно сравнивал и сопоставлял. Разговоры с Тоней носили обычно сугубо хозяйственный характер: почистить, принести, починить, словно у супружеской пары с многолетним стажем, когда оба супруга надоели друг другу хуже горькой редьки.