Прошло уже больше месяца с тех пор, как они последний раз елозили организмами друг об дружку, еще до отпуска. Олег оголодал ни на шутку. А потому, пресекая на корню Тонины попытки одеть халатик, мял и мял её груди, настраиваясь на второй заход. Отвлек его от этого упоительного занятия, нет, не девчонки, как можно было ожидать, а Владимир Петрович.
Он стоял у дверей Олеговой квартиры и молотил кулаком в дверь, приговаривая мультяшным голосом: «Олег, выходи. Выходи, подлый трус.» Надеяться на то, что Петрович уйдет, не приходилось. Олег с жалостью проводил взглядом запахнувшую халатик Тоню и стал надевать штаны.
Встретив появление Олега из двери соседней квартиры понимающей ухмылкой, мужик не упустил случая постебаться: «Я лежу, чешу ногу, начесаться не могу. Не ногу, а ногу, все равно не могу.»
Мужики забрались по ступеням на теплотрассу, которая пробегала мимо барака как раз с этой стороны, упиралась в следующий, последний перед стеной тайги, и заканчивалась. Зарывать трубы в землю в этом климате, когда зимой почва промерзает насквозь, было невозможно, поэтому их клали поверху, укутывая теплым слоем стекловаты и закрывая досками со всех сторон. Получался длинный помост, который жители использовали, как дорожку между домами, тщательно очищая зимой от снега. Дойдя до стоявших у дороги бочек, Олег и Петрович закурили. Олег поскоблил пальцем свою бочку и оторвал полоску отошедшей слоем краски. Надо бы раздобыть краски, да перекрасить до зимы, а то сгниет. И Тонину заодно.
«Мужики предложили за орехами в выходные сгонять. Поехали,» – предложил Петрович уже нормальным тоном.
«А куда?»
«Какая разница? Они знают, куда ехать. Где прошлый год брали, туда и поедем, наверное.»
«Хорошо бы. Только вот Веронику надо пристроить.»
«Невелика хитрость. Антонине орехов привезешь, она и приглядит.»
«Тогда лады. Поехали.»
***
Выехали едва рассвело.
«Солнце светит прямо в глаз, значит, едем на Кавказ.
Солнце светит прямо в попу, значит, едем мы в Европу,» – выдал Петрович очередную дурацкую прибаутку, запас которых был у него неисчерпаем, как только машина тронулась. Мужики в кирзовых сапогах и рабочих спецовках впятером расположились в кузове на припасенной куче мешков. Трясло на грунтовой таежной дороге немилосердно, так что и язык недолго было прикусить. Походное снаряжение: большая палатка, котелок, ящик с тушенкой и водкой, тяжеленный колот, топор и прочее по мелочи мотало туда-сюда, как при шторме. Закутав самое ценное – побулькивавшие пузыри общим числом два (работать ведь ехали, не отдыхать) в мешковину, принялись травить байки.
Как человек, выросший в городе, да еще в городе южном, окруженном садами, бахчами и полями, разрезанными на ровные прямоугольники оросительными каналами, тайги Олег побаивался. Все леса, что ему доводилось видеть раньше, были и не лесами вовсе, а узкими посадками вдоль дорог и между полями. Они были светлыми, просматривались насквозь и часто засажены жерделами, которых можно было набрать и наесться до отвала. Ничейные ведь. Тайга – сумрачная, темная, неприветливая его пугала. Страх был иррациональным. Казалось бы, чего тут бояться: деревья, кусты, коряги, гнилые пеньки? Деревья смыкались позади машины, бесследно поглощая дорогу, по которой они только что проехали, будто ее и не было вовсе. Олег точно знал: случись ему тут заблудиться, он ни за что сам не выберется, непременно погибнет.
Однако, вызывала тайга и другое чувство. Некое уважение к своей первобытной молчаливой мощи, даже, пожалуй, благоговение. Среди этой величественной тишины сосен и елей громкий смех и разговоры казались кощунством, будто это был музей, где посетителям полагалось сунуть ноги в безразмерные тапочки, чтобы не нарушать благолепие стуком каблуков. Переговариваться же можно было только шепотом, чтобы не нарваться на грозное шипение слегка мумифицированных смотрительниц музея.
Живя практически в тайге, Олег бывал в лесу не чаще двух раз в год: в сентябре ездил с мужиками за кедровым орехом, перед Новым годом по пояс в снегу влезал в тайгу позади бараков, чтобы срубить подходящую по размеру сосенку. Ирина находила, что сосенки куда красивее елочек: пушистее и наряднее. Все новогодние праздники деревце стояло в углу, в ведре с припасенным с осени песком, распространяло дивный аромат и быстро теряло хвою. Резкий перепад температур (из тайги в дом) на прочности хвои сказывался плохо.