«У мелких училка заболела. Она заменяет,» – пояснил бывший всегда в курсе дела Шпингалет.
«Вот если стрельнуть ей сейчас прямо в лоб через стекло, то нас никогда не найдут,» – вслух кровожадно помечтал Рыло.
Был он не очень умен, свиноподобен (отсюда и кликуха) и имел хорошо упакованных родителей. Но по какой-то причине – то ли душевной черствости, то ли запредельного уровня эгоизма, – был совершенно непопулярен у гнобивших его одноклассников. А поскольку человек – животное социальное, то Рыло прибился к стайке отщепенцев общения ради и поднятия самооценки для. Ему отводилась роль денежного мешка. А что делать? От каждого по способностям (или возможностям).
«Дурак ты, Рыло,» – беззлобно заметил Болен. – «Менты просто соберут все винтовки, отстреляют их и найдут ту, из которой произвели выстрел. Значит ее хозяин и будет убийцей.»
«А-а-а,» – почесал затылок Рыло.
Болена его тупость порой смешила, порой раздражала. Но Рыло доказал свою полезность, поэтому из компашки Болен его не выгонял. У Дитера Болена, как и у других отщепенцев, было и нормальное имя – Славик Севостьянов. Но кому оно нужно? От такого имени – слащавого и приторного, – только блевать и тянет. В отличии от прочих, кличку Славик выбрал себе сам, в честь любимого певца из группы «Модерн Токинг», записи которой он, не переставая, крутил на магнитофоне. Его прическа – копия шевелюры артиста была вопиюще неуместна в советской школе, а серьга в ухе делала главным неформалом. И ведь Славик не был глупым. С 1-го класса учился на 4 и 5. Но на попытку отстоять право выглядеть так, как ему нравится, уходило слишком много сил и нервов, и отношения со всеми учителями были безнадежно испорчены. Болен был прирожденным бунтарем. Ксюху в компанию позвал именно он (кто же еще?) и даже велел друзьям называть ее по имени для разнообразия. Оксана ему нравилась. В этом самом смысле.
До недавнего времени в компании была еще одна девушка – Щетинкина Ирина, именовавшаяся, как нетрудно догадаться, Щеткой. Хотя и тянуло ее туда, как магнитом (не к дешевому самогону, сигаретам и неформальному общению, но к Славику Севостьянову конкретно), Ирине хватало ума избегать публичности и примыкать к компании лишь время от времени, оставаясь в школе на хорошем счету – активисткой и комсомолкой. Любовь, как известно, зла. А ореол привлекательности бунтарей так манящ. Особенно для «правильных» девочек. Пока не появилась Ксюха, Ирина была вполне счастлива редкими тайными встречали.
«А если поджечь школу?» – продолжал фантазировать Рыло. – «Ни в жизнь не найдут. Мало ли кто мог поджечь? Никаких следов.»
Возражений не последовало. Из чего Рыло сделал вывод, что в кои-то веки сказал не полную глупость.
«Ну что? По домам?» – предложил Болен. – «Завтра как обычно.»
Компашка начала разбредаться. Швырнув окурок под ноги в мерзлую грязь, Ксюха быстро пошла домой. Славик посмотрел ей вслед. Хотел было пойти за ней, да не рискнул. Ну как отошьет его на глазах у ребят? Его авторитету такой удар ни к чему.
Она еще ни в чем не была уверена, ни на что не решилась. Но если мегера по-прежнему будет сидеть в том кабинете, когда она вернется, тогда все может быть. Мегера сидела не месте и спустя полчаса. У Ксюхи в портфеле призывно булькали содержимым две водочные бутылки. В одной был спирт, в другой – керосин. Позаимствовала она их дома. Вещи полезные, мало ли – пятно краски оттереть понадобится, или компресс сделать, или развести, да выпить, на худой конец.
Шестой урок закончился. Одно за другим гасли окна кабинетов. Взглянув на завуча еще раз из-за угла и убедившись, что обидчица на месте, Ксюха пошла в школу. Прошмыгнула мимо вечно сердитой уборщицы и спряталась в туалете на втором этаже. Та громыхала ведрами, широко размахиваясь возила шваброй по линолеуму в коридорах, подгоняла припозднившихся учеников и учителей. Это было ее время и ее школа, которая должна была быть уже пустой и тихой.
Улучив момент, Ксюха проскользнула из туалета на лестницу, спустилась вниз и оказалась напротив крытой галереи, ведущей в пристройку. Та была ярко освещена, и Оксана почему-то испугалась. Хотя бояться, по сути, пока было совершенно нечего, кроме своих намерений: злых, мутных, отчаянных. Девушка пошарила по стене рукой, нащупала выключатель и выключила свет в галерее. Стало спокойнее. Ксюха прошла по галерее, стараясь двигаться бесшумно. Ей казалось, что в тишине пустой школы каждый ее шаг разносится гулким эхом.
Из-под двери 2 «Б» пробивался свет. Девушка, чуть дыша, на цыпочках подошла вплотную, присела на корточки и заглянула в замочную скважину. Медуза Горгона сидела за столом и корпела над стопкой бумаги, водя по листам ручкой, резко черкая и откладывая их в сторону один за другим. Ксюха отодвинулась от двери и тихонько открыла замки портфеля. До этой самой минуты, по ее ощущениям, она не сделала ничего плохого. Пробралась в пустую школу, пряталась от уборщицы, выключила свет, даже подсматривала в замочную скважину за завучем – все это, по большому счету, ерунда. Но вот если сейчас она достанет из портфеля бутылки, и это мстительница понимала совершенно отчетливо, пути назад не будет.