«И сколько он пролежал?»
«Кто знает? Народ увидел, что у него окно нараспашку. В такую-то холодину. Сунулись, а там такое.»
«Петрович, слушай, ты не думаешь, что это похоже на того лося?» – пояснять на какого именно не требовалось. Оба сейчас думали об одном и том же – загадочных конусах, найденных ими в тайге.
Петрович мрачно кивнул.
«Я свои сапоги выкинул на днях. В которых в тайгу ездил. Они плесенью поросли,» – сообщил Олег. – «И белка сдохла. Её тоже какой-то беловатой мутью обнесло.»
Мужики помолчали.
«Думаешь, мы приперли эту дрянь из тайги?»
Петрович пожал плечами, щелчком отправив едва не обжегший пальцы окурок в снег.
«Белка сдохла, Кучеренко умер. Что же получается? Мы на очереди?»
«Да ладно. Чего ты выдумываешь? С чего нам помирать? И старик Родионов, вон, вполне здравствует, и Савельевых я на днях видел.»
«Ну-ну.»
«Петрович, тебе не кажется, что вокруг черте что творится последнее время? Школу подожгли …»
«Точно подожгли?»
«Да. Ребята сказали. Слава Богу, что не днем. Детишек не было на уроках. Но одна учительница сгорела. А вторая – пропала. Тела пока не нашли.»
«Не выяснили еще кто поджег?»
«Вроде нет.»
«А у Тоньки на работе воспитательница с ума сошла. В дурку отвезли.»
«Вы с ней помирились, с Антониной?»
«Да как сказать. Она последнее время совсем дурная стала. То по карманам у меня шарится, то допросы устраивает. Бесится от ревности, как дикая кошка.»
Петрович тихонько ржал: «Чего ты на ней не женишься? Девка хорошая, ладная. И свекрови не будет. А это в семейной жизни большой плюс.» И многозначительно поднял указательный палец вверх.
Олег помялся. Он и сам себе много раз задавал этот вопрос. И каждый раз придумывал всевозможные оправдания: то, да сё, да и жить негде. В одном Олег был точно уверен: на Антонине он не женится никогда. Она тяготила его и раньше, но сейчас своей разбушевавшейся, неуемной ревностью просто отталкивала.
Как и для большинства мужчин (а может быть, и для всех, кто их знает?) сексуальное влечение и любовь для Олега были мало связаны между собой. Желать физически можно было любую женщину, будь она хоть трижды стервой или шалавой. Это вообще не имело значение. И происходило на животном, так сказать, уровне бытия. Главное – экстерьер и вольное поведение. Хотел ли он Тоню? Безусловно. Любил? Однозначно, нет. Из-за этого несовпадения и маялся интеллигентскими угрызениями совести. Но все реже и реже.
С любовью вообще все сложно. Откуда она берется и куда потом исчезает непонятно. Только по любви и можно совершить такую глупость, как женитьба. Вот только жить потом сложно. Вдруг твоя избранница окажется глупой суматошной курицей или нарциссом в юбке? Все-таки супруги должны быть ровней в интеллектуальном плане, иметь одинаковые жизненные приоритеты и систему ценностей. С Антониной такого не было. Рассуждения выходили какими-то старорежимными, несоветскими. Объяснять все это Петровичу, страдающему от придирок амбициозной тещи именно по причине того, что она не считала его ровней своей дочери, было муторно и неловко. Олег и не стал. Сменил тему.
«У меня несколько отгулов скопилось. Хочу взять с понедельника.»
«Все сразу? Зачем?»
«Да. Не могу Веронику одну оставлять. Весь день, как на иголках. В голове все время какие-то ужасы крутятся. Как представлю, что она одна дома, так с ума схожу. Мало ли что случится?»
«Чего это вдруг?» – неподдельно изумился Петрович. – «Ну одна она полдня дома? Так что с того? Большая уже. Все дети так. Уж твоя то поответственнее прочих.»
«Не могу Петрович. Сердце не на месте.»
Петрович недоуменно пожал плечами, совершенно очевидно считая услышанное блажью. Докурив, метнули бычки в снег и, кивнув друг другу, разошлись.
***
Клепа дружелюбно затявкал, завилял хвостом и бросился к входной двери задолго до того, как раздался робкий, неуверенный стук. Гости у Михаила Ивановича бывали редко. Панибратства он не допускал, близких друзей не имел. Его постоянными приятелями были книги, музыка и собака. Слегка удивленный, Михаил Иванович накинул телогрейку и отворил дверь. На коврике топталась девчушка в клетчатом пальтишке и вязаной шапочке.
«Здрасьте, Михаил Иванович,» – выпалила Вероника, явно волновавшаяся и оттого глотавшая окончания слов, хотя и репетировала свою речь дома. – «Михаил Иванович, а Вы не дадите мне какую-нибудь книжку про первых воздухоплавателей? А то мне надо доклад про них сделать, а дома ничего нет, а библиотека закрыта.» Голос у девочки делался все тише и тише, будто у заводной игрушки кончался завод.