Ушёл спать. Кот мгновенно покинул кресло и пристроился в ногах. Грибник натянул одеяло до шеи.
Вспомнил.
Вдруг ясно вспомнил. Фарфоровые тарелочки. Они с Душенькой разбили их в тот самый день. Вечер. Дождь барабанил по крыше, стучал в окна, заглушая крики и треск бившихся тарелочек. Крик - балерина пополам, крик - балерина вдребезги, крик, удар - балерины по всей кухне, осколки по углам. Дождь и гром хоронили и чавкающий волок мешка по грязному киселю, в который превратился двор, и шум мотора автомобиля. Только ехать пришлось очень медленно, чтобы не свернуть в кювет... Балерин вдруг стало жаль. Танцевали и дотанцевались.
Встал с постели. В большой комнате с печкой открыл шкаф и посмотрел. Да, кроме чайничка, блюдечек для варенья и единственной чашки от Душеньки ничего и не осталось. Вот так бывает: живёт человек, живёт, надежды, мечты имеет, а после него остаётся лишь посудка с балеринами да глубокий, топкий синевато-зелёный мох. Провел указательным пальцем по краю чашки, чуть повернул, чтобы нарисованная балерина смотрела прямо на него. Улыбнулся на секунду. Вытер глаза.
Этой ночью Грибник плохо спал, и утро не было добрым.
Дождь как зарядил, так и не заканчивался.
Из дома не выходил, всё глядел в окно. Полицейские мимо не проезжали: может, грунтовку совсем развезло и они застряли, а может, поумнее - и вообще не поехали.
Следующим утром ливень прекратился, и Грибник готовился к походу. Всё-таки уже два дня не собирал. Но дождь поздно утих, около семи утра. Кто-нибудь из соседней деревни мог оказаться расторопнее.
Проходя просеку, увидел волонтёров. Всё ещё прочёсывали лес. Варвары. Загубят всё, затопчут, ещё и мусора глядишь накидают. Когда же они уедут? Ох, знать бы раньше, что из-за этих шашлычников столько шуму будет!
Немного понаблюдал.
Точно. Варвары. Они же прямо по грибам ходят! Прошёл за ними. Да, вот раздавленные сыроежки, а вот срезанный боровик, брошенный, растоптанный. Кто-то не отличает съедобные грибы от ядовитых. Вот гады. Всё попортили. Чтоб вас всех черти забрали!
Грибник резко повернул вправо, в чащу, туда, где волонтёры меньше копошились, потому что чаща - далеко от дороги. Надо спасти тамошние грибы, пока эти изверги не догадались порыскать и там.
Вернулся домой Грибник с одной полной корзинкой, и не все грибы были благородными. Так, что смог найти. Но сколько грибов затоптали эти волонтёры! И ведь не боятся ни скрипа сосен на ветру, ни завывания, ни холода от болота! От злости хотелось разбить фарфоровую балерину.
После обеда чистил грибы, когда в дверь постучали.
- Афанасий Петрович, вы дома?
Майора нелёгкая принесла. Что ему потребовалось? Волонтёрша Прыткова его, что ли, затиранила? На секунду перехватило дыхание, в глазах потемнело, руки ослабли, грибочек выпал.
Отпустило. Зрение вернулось, дыхание восстановилось; вновь хватило сил одной рукой сыроежку держать, второй - ножиком орудовать.
- Не заперто! Входите...
Выглядел майор не лучшим образом: по колено в чёрной грязи, видать оступился или поскользнулся.
- Нашли что? - спросил Грибник, разрезая сыроежку - пойдёт на ужин.
- Ни следа. Как сквозь землю провалились. Ни оброненного платка, ни оторванного клочка куртки, ни ключей или мелочи, выпавшей из кармана. Ничего.
- Понятно.
- В деревне говорят, у вас и раньше люди пропадали.
- Болото ж рядом, а весной после снега или осенью после дождей вообще всё размывает. Топь от лужи не отличить.
- Но вы, наверное, отличаете?
Грибник на секунду отложил сыроежку и обернулся к майору. Смерил его долгим взглядом, но полицейский лишь добродушно улыбался.
- Мне было лет пять, когда дед впервые взял меня в лес, - бросил Афанасий Петрович. - А дед мой в войну партизаном был, рассказывал, как утопил немецкий танк, заманил на болото и утопил. Каждую пядь тут знал, все тропки, все звериные водопои, всё знал. Мне показывал.
Полицейский кивнул.
Забарабанил дождь. Майор кисло выглянул в окно. Как он без зонта к машине побежит? На подоконнике наткнулся на лежавшую фотографией вниз рамку, поднял её и поставил фотографией к людям.
- О, красивая.
С черно-белой картинки смотрела молодая женщина. Светлые вьющиеся волосы обрамляли круглое личико: ямочки на щёчках, большие, наверное, васильковые глаза с длинными чёрными-пречёрными ресницами и чистый лоб.
- Кто это?
- Положите, как лежало. И уходите, если, конечно, не намерены вызвать меня на допрос в участок.
Майор неуверенно, с сожалением во взгляде перевернул фото, положил девушку лицом в пыльный подоконник и тихо затворил за собою дверь.