Я играю в «Stand of» по сети с Саней. Из моей комнаты доносятся то радостные возгласы, то отчаянные. То я побеждаю, то меня убивают. Хорошо, что можно начать заново.
За окном семь вечера. Артем на улице со своей компанией. Их, в основном, шесть друзей гуляют. Но бывает, к ним присоединяются пятнадцатилетние девчонки из соседней улицы. Как раз сейчас они проходят мимо нашего высокого металлического забора с громкой зажигательной музыкой из Артеминой колонки. Они идут толпой из десяти человек, весело смеются и даже подпевают. Они опять пошли к заброшкам. Заброшками мы называем заброшенную военную часть времен восьмидесятых – девяностых, когда здесь тренировали летчиков, парашютистов. Тогда часть была действующей, и военные благополучно здесь служили и жили в общежитиях-казармах. Молодежь облюбовала заброшенный район и рушит окончательно когда-то благополучные строения. Я несколько раз проходил мимо этих страшных построек, гуляя с Альфой. Мне было интересно, почему ребята сюда ходят, что видят. Я гуляю там днем, не один – с собакой. Одному как-то страшно. Вообще, территория летом напоминает аллею. Всюду растительность, деревья. За шлагбаумом высится знак «Проезд запрещен», рядом табличка с требованием, не входить в запретную зону. Но асфальтированная дорожка не прекращается, как бы приглашая прогуляться, как в городском парке – не хватает скамеек по сторонам. На протяжении ста метров справа и слева за густой растительностью виднеются эти бедолаги-здания, двухэтажки, обшарпанные, разукрашенные граффити. Внутрь я заходить не решаюсь. Альфа-шалапайка, бесстрашная, как и мой брат, все время тянет меня туда, но мне хватает сил выдернуть ее любопытный нос из широкого бездверного проема. Я не готов еще к подвигам. Да ну! Вдруг все рухнет, или кто-то оттуда выйдет. У меня разорвется сердце, я не экстраверт. Люблю геройствовать в своей комнате.
Я с разочарованием отошел от окна, когда за поворотом увидел их фигуры на темнеющей улице. Весело им, а я сижу тут и в «Stand of» рублюсь целый день. Конечно, бабушка мне мешает периодически и очень настойчиво: то поесть зовет, то попить каждые два часа. Она, наверное, будильник там, на кухне, заводит, чтобы точно не опоздать. Пирожки с мясом, с творогом, повидлом. Я, видите ли, худенький. С моей бабулей я не успеваю ни проголодаться, ни ощутить ход времени. Даже раздражает часто – всякий раз. И ведь не возразишь.
В семь спадает дневная жара, и я выхожу, как по расписанию, на прогулку с Альфиюшечкой, как ее ласково называет бабушка.
Моя бабушка, да и дедушка тоже – татары по национальности. Мама соответственно тоже. Папа – русский, а я – не определился. Артему, как всегда, все равно – он «и нашим, и вашим». В смысле: маме, бабушке, дедушке говорит, что он татарин и по-татарски активно лопочет. А я врать не люблю, татарским не увлекаюсь, говорю, как есть – вырасту и определюсь, чтобы не обидеть никого.
Только показался я с поводком, Альфуша радостно запрыгала – знает, сейчас гулять пойдем. Целый день на цепи, понимаю, я тоже вынужден сидеть на одном месте – дома, в Лямбире.
– Ай ты, бедная, дождалась? – поприветствовал я ее и присел на корточки рядом с ней, дал ей себя всего облизать. – Ну, сидеть, – приказал я, она послушно села. Процедура стандартная: я должен перецепить карабин у нее на ошейнике на поводочное кольцо. Удивительно, на цепи она шелковая, то есть послушная – команды выполняет хитрюга, выслуживается, чтобы не наказали – прогулку не отменили. Стоит только перецепить ее на поводок – эх, гуляй Вася! Ни слышит, ни смотрит, как в последний раз несется, а я за ней – бегу, грожу, злюсь, дергаю за поводок, даже больно рукам, но снова на следующий день иду с ней гулять. Надеясь, что приучится она хорошо себя вести рано или поздно.
За забор, и понеслась.
– Альфа, фу, нельзя! Альфа, рядом! – дерг, дерг ее за поводок, грожу им, она пригибается – получала от меня. Пять секунд – опять забыла и в галоп. Все время торопится к одному и тому же месту на «нашей аллее» – рыть ямку под одним и тем же деревом, справа от дорожки. Что она там ищет? Мышей что ли? Но я рад, если честно, ведь там я могу спокойно постоять, не напрягаясь. Альфа занята. Вокруг слышен писк комаров, жужжание запозднившихся жуков. Где-то в вышине, в кронах деревьев, слышен треск. Наверное, птички укладываются спать, – думаю я. Они встают рано, правильно. Но я никогда не видел здесь птиц. Ни одной даже маленькой птички. Странно.