— Явился наконец! — Рука, не удержавшись, зарылась в свежую, прохладную шерсть. — Где ты шляешься, черт тебя побери, целыми сутками?! — Вспомнив о своей карающей роли, рука пихнула его в широкий шелковистый лоб.
Пес, сокрушенно вздохнув, рухнул, стуча костями, и виновато полез под кровать, но пробыл там всего секунду и тут же, как бы отбыв уже наказание, с нахальной мордой вылез обратно: ну? все?
— Ладно... ешь! — На это существо, абсолютно счастливое, невозможно сердиться. Впрочем, есть он тоже не хотел — зачем тратить драгоценное время на такую ерунду? Прыгал на меня лапами, лез целоваться.
— Все! Отвали! Будешь сидеть дома! Хватит! — сказал я.
Он скорбно ссутулился, изображая невыносимые муки совести. Я закрыл-таки дверь не на ключ, а на крючок — и он кинул исподтишка блудливо-радостный взгляд. Не сомневаюсь: как только я отвлекусь, он тут же радостно откинет своей узкой хитрой мордой крючок и унесется! Но это уж ладно... Главное — воспитательную работу я провел. Тут снова открылась “ волшебная дверь”, и явился мрачный Боб:
— Паша обычно никого не ждет!
— Иду, иду!
Хотя я сильно сомневался, что Паша решит мою проблему. Насколько я понял, стиль работы этих хлопцев такой: из одной проблемы делать как минимум две, а то и три! На этом и держатся. Но мне и первой проблемы — образовавшегося безденежья, да еще в такой семейной ситуации, — хватит с головой, так что до второй и третьей неприятности вряд ли и доживу!
— Садись! — буркнул Паша.
Я нырнул внутрь.
— Ой, извините! — пробормотал я, нечаянно столкнул эту тряпичную куклу — его пса, — тот, не издав ни звука, безжизненно повис между сиденьями. Ну и страшила! Ключиком он его, что ли, заводит? Не подает никаких признаков жизни — а еще эта порода считается самой бойцовской! Все у них как-то не так, все ненастоящее, включая пса! Где нормальные реакции? Ну ладно, не выступай. Другая задача.
Паша, кинув безжизненного пса назад, выехал ухабами на шоссе.
Какой новый русский не любит быстрой езды? Паша нагло пер по осевой, даже не глядя на встречные машины, отруливающие к обочине. Видимо, именно скорость накачивала его энергией.
— Сейчас заскочим в пару точек, проговорим твою проблему!
— Спасибо.
Паша спокойно кивнул — уже то, что такая личность проявила участие, было замечательно — я это понимал.
— Я знаю, чьи это когти! — Паша счел возможным приподнять завесу над моим делом. — Будь уверен — их здесь больше не будет!
Ну, это даже слишком! Меня устроило бы и меньшее!
— А о бабках твоих не беспокойся! Они их вернут! С процентами вернут!
Чувствую, что вложил деньги в выгодное дело.
— Тут один тоже, — Паша начинал выходить на обобщения, — не понял сразу. Потом головни на пепелище собирал.
— Зачем?
— Ну, видно, чтобы костер развести, погреться чуток! — И юмор был Паше не чужд.
Паша был не в красавца брата — какой-то обесцвеченный и как бы слегка недоделанный, поэтому, наверное, и стремился к великим делам, чтоб покрасоваться ими.
— Этого-то... подожгли, что ли?
...Может, я влезаю в профессиональные тайны?
— Ага! — проговорил Паша с вызовом. — Пожарные, кстати, и подожгли!
Смех его походил больше на шипение. Удивительно они веселятся. Уже с тревогой я поглядывал вперед.
Дело в том, что тут за поворотом должен быть хутор моего друга: не о нем ли речь?
— Но сам-то... жив? — спросил я.
— Этот? — Паша усмехнулся. — Пришел с наглой рожей к нам же ссуду просить!
— Это... после пожара, что ли?
— Ну! — воскликнул Паша, отчасти даже, может, любуясь клиентом.
— И... дали?
— Куда ж от него денешься? — добродушно произнес Боб.
Сердце забилось еще сильней. На Арканю, чей хутор должен сейчас появиться за поворотом (появится ли?), все это очень похоже. Нахальство, упрямство и при этом — игра под дурака... Неужто и он попался в их сети?.. Куда денешься! Хоть он не так прост: мой друг Арканя опровергал привычное мнение о художниках — существах слабых, ранимых и чутких. Это скорее бульдозерист, мощный и лысый, скорее американский бульдозерист, чем наш, — глазки спокойные, сонные... но секут всё! При этом его акварели поражают, наоборот, своей тонкостью, нежностью... Поражали — больше нет! Полностью, резко поставил свой талант на службу бизнесу: столько нарисовал этикеток, что даже не помнит их. Радостно приносит бутылочку, смотрит на красивую картинку... “Это вроде не моя. Пить можно”. Наливает, принюхивается, глоток — и гримаса отчаяния: “Моя!!”