Если бы на судебном заседании устроили очную ставку автору «Реляции» и спасшемуся курьеру, их показания признали бы недостоверными: секретарь мехмендаря, перечисляя некоторых героических защитников, нигде не упомянул этого курьера; курьер ничего не сказал о секретаре, будто бы находившемся при Грибоедове почти до конца. И ни один из них не видел самой смерти Грибоедова. Вопрос не в том, кто лжет, а в том, говорит ли хоть один правду? И все же приходится полагаться на данные секретаря, наиболее полные, ибо без них не останется никаких фактов о тегеранской резне. (Отсутствие точных свидетельств о смерти Грибоедова позволило кое-кому выдвинуть версию, что он не был убит, а ушел пророком в Индию и т. д. Это не только невероятно, ибо Грибоедов не бросил бы любимую жену через полгода после свадьбы в самом отчаянном положении; но это и слишком уж неоригинально: еще древние египтяне сочиняли такие легенды о героях, пропавших без вести.)
Кого же обеляют имеющиеся свидетельства? Всех подозреваемых. Секретарь обвинял в происшедшем самого Грибоедова и его слуг, но это не выдерживает критики. Кто же тогда перехватывал письма? Грибоедов их, безусловно, писал; по крайней мере, уведомил бы Паскевича и Родофиникина о своем прибытии в Тегеран — это было его обязанностью, и он не мог ею пренебрегать в течение месяца. Писал и Аделунг, с каждой почтой отправлявший отцу свои письма в виде дневника и местные сувениры, вроде мяты и т. п. Они писали, но следов писем нет; значит, кто-то их уничтожил. Дело не в том, что они не дошли до нас: они не дошли и до Паскевича, который полагал Грибоедова оставшимся в Тавризе. Можно было бы счесть, что раз Макнил передал «Реляцию» в журнал, он и способствовал так или иначе ее созданию, следовательно, был в ней заинтересован; следовательно, он и главный виновный. Но он мог и искренне заблуждаться на ее счет, получив ее от уважаемого лица, хоть от Макдональда.
Раз улики молчат, а свидетели противоречат себе и друг другу, детективу осталось бы рассмотреть последствия убийства — кому оно принесло выгоду? Шаху и Аббасу-мирзе — Николай снял с них выплату одного курура. Но шах не мог заранее на это надеяться; а Аббас-мирза и его сын Хосров-мирза жестоко пострадали за связи с Россией: после внезапной и странной смерти Аббаса-мирзы и смерти шаха Хосров-мирза проиграл борьбу за трон; его старший брат выколол ему глаза, и принц влачил жалкое существование. Это было прямым следствием гибели Грибоедова: по Туркманчайскому миру Россия обязывалась поддерживать права Аббаса-мирзы и выбранного им, а не шахом наследника. Россия этого не сделала, Хосров-мирза лишился власти, чего Грибоедов, вероятно, не допустил бы.
Султан ничего не получил: Иран не вступил в войну с Россией, Турция ей проиграла. Выгадали армяне и Ост-Индия, но случайно: Закавказскую компанию все-таки создали, а не развернулась она по вине грузинских князей и поляков, из-за которых Паскевич покинул Кавказ; и если мятежу в Грузии англичане еще могли бы поспособствовать, восстанию в Польше — никак.
Парламент остался при своем, что в создавшейся ситуации было почти победой. Князь Долгоруков, заменивший Грибоедова в Иране, был достоин всяческого уважения, ибо его миссия казалась очень опасной; он сумел сохранить то влияние, которого достиг уже Грибоедов от лица России, но не сумел его расширить — по единодушному мнению современников, даже Муравьева, Грибоедову это бы удалось. Политическое положение России в Иране десятилетиями оставалось на уровне Туркманчайского договора (только о выводе пленных долго не было и речи), но «торговую войну» Россия проиграла англичанам начисто. И это тоже было на руку парламенту.
Итак, кто из тех, кто был заинтересован в гибели Грибоедова, мог перехватывать его письма, организовать возмущение и при этом выиграл от его смерти не благодаря случайному стечению обстоятельств, а по определению? — кажется, только парламент, представленный в Иране доктором Макнилом. Недаром он оказался в Тавризе, где ему быть не следовало: он не столько обеспечивал себе алиби, сколько устраивал перехват корреспонденции. У него были мотив, возможность, средства, он получил прямую выгоду и постарался обелить себя в «Реляции». Действовал он не от своего имени, а от имени Элленборо и правительства — недаром в 1839 году он был награжден одним из почетнейших орденов Великобритании, орденом «Бани» первой степени, и всю жизнь считался высшим авторитетом в восточных проблемах. Он, несомненно, состоял в преступном сговоре с теми, кто должен был ему помочь: с Уиллоками, Аллаяр-ханом, духовенством, может быть, и шахом. Когда первый налет на русское посольство не принес ничего, кроме захвата Мирзы-Якуба, кто-то же позаботился, чтобы начался второй приступ. И в этом тоже виден продуманный план. И убивал Макнил не посла России, а лично Александра Сергеевича Грибоедова. Он знал, что Россия не вступит в войну с Ираном, в ее политике ничего не изменится. Грибоедов же был главным проводником экономического сотрудничества двух стран и торгового проникновения России в Индию. Это было опасно английским фабрикантам, их представителям в парламенте и правительстве — и Грибоедов был убит.