В Тифлисе во время первого своего пребывания Пушкин прожил всего лишь около 14 дней: с 26 мая по 10 июня (во второй раз — по возвращении — всего 6 дней — с 1 по 6 августа 1829 г.). Однако он навсегда запомнил этот город, где "познакомился с тамошним обществом" и провел несколько вечеров "в садах при звуке музыки и песен грузинских". "Очаровательный край! — писал он. — Сколько я почерпнул истинной поэзии, сколько испытал разных впечатлений". Пушкину понравилась и восточная экзотика города, и тифлисские бани, и местная публика. И не случайно Евгений Онегин путешествует в незавершенной главе "Странствия" по берегам Арагви и Куры, а по "первоначальному замыслу" Пушкина его любимый герой должен был "погибнуть на Кавказе" или "попасть в число декабристов".
Памятная доска на Орбелиановской бане в Тбилиси
Получив 10 июня разрешение Паскевича присоединиться к армии, Пушкин, меняя лошадей на казачьих постах, "галопом помчался" к лагерю русских войск, преодолев в первый день 72 версты, во второй — 77, в третий — 94, в четвертый — 46, всего, с учетом пройденного еще походным порядком вместе с войсками, около 320 верст за 4 дня. Такую нагрузку мог себе позволить только самый опытный кавалерист. И именно в эти изнурительные для поэта дни произошли два события, которые автор "Путешествия" описал с особым настроем. Первое произошло 11 июня неподалеку от крепости Гергеры. Вот слова автора: "Я стал подыматься на Безобдал, гору, отделяющую Грузию от древней Армении… Я взглянул еще раз на опаленную Грузию и стал спускаться по отлогому склонению горы к свежим равнинам Армении. С неописанным удовольствием заметил я, что зной вдруг уменьшился: климат был другой.
Человек мой со вьючными лошадьми от меня отстал. Я ехал один в цветущей пустыне, окруженной издали горами… Я увидел в стороне груды камней, похожие на сакли, и отправился к ним. В самом деле я приехал в армянскую деревню. Несколько женщин в пестрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли…Я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. "Откуда вы?" — спросил я их. "Из Тегерана". — "Что вы везете?" — "Грибоеда". Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис".
Далее в "Путешествии" следует широко известный, примерно полуторастраничный текст о Грибоедове, который включает в себя и воспоминания Пушкина о встречах с другом, в том числе о последней из них с трагическими предчувствиями поэта-посланника, и точный психологический портрет Грибоедова с особенностями его характера и вехами судьбы, и слова о завидном для Пушкина геройском завершении жизненного пути его товарища и тезки: "Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна".
Не о такой ли смерти думал и мечтал для себя сам Пушкин, который в трагические дни дуэльной истории с Дантесом бесстрашно шел на поединок, словно в смертельный бой, защищая и свою честь, и честь своей жены. Также геройски Пушкин вел себя и во время своего арзрумского приключения, беря пример в том числе и с Грибоедова. И.П. Липранди как-то отметил такую показательную черту характера поэта: "Александр Сергеевич всегда восхищался подвигом, в котором жизнь ставилась, как он выражался, на карту" (напомним, что и игроком Пушкин тоже был азартным!).
Встреча на перевале. Одна из версий знаменитой встречи изображенная неизвестным художникам
Сетуя, что "замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов", Пушкин фактически ответил на вопрос, почему в его "Путешествии" появилась отдельная вставка о Грибоедове: "Написать его биографию было бы делом его друзей…" Пушкин, по сути, отдал дань памяти поэту-мученику, имя которого сразу же после гибели стало запретным с учетом загадочных и политически острых обстоятельств его гибели.