3. Важное обстоятельство художественности, а не строгой документальности, вероятнее всего, сыграло свою роль и в том, как скупо описал Пушкин саму траурную процессию. Напомним, что все обстоятельства гибели Грибоедова были фактически преданы забвению сразу же после трагедии и даже упоминать о них тогда было запрещено цензурой. Пушкин хотел прежде всего обратить внимание российской публики на саму память о великом русском поэте, погибшем на дипломатическом посту, и разукрашивать картину проводов "уже почти забытого светом" поэта он просто не посчитал нужным.
При этом Пушкин отнюдь не погрешил против истины. Мы знаем, что гроб с телом в горных условиях везли действительно на арбе (примечательно, что первоначально поэт писал, что ее везли "четыре вола", потом — что "два вола"), а колесница или следовала далее, или просто была оставлена где-то на очередном карантине. Не забудем, что шел уже 38-й день путешествия гроба из Нахичевани, и, конечно, на безлюдной горной дороге никому не нужна была торжественная процессия с "малиновым балдахином", "расписанным золотом российским гербом", и марширующей ротой солдат. Все происходило намного прозаичнее: сопровождавшие гроб солдаты, кстати, именно Тифлисского, а значит, грузинского, полка, во время нудного пути по жаре и горным перевалам, могли не соблюдать строгости марша, рассредоточиваться, отдыхать в дороге и т. д. Вот почему и могли сопровождать арбу, как писал Пушкин, "несколько грузин" (Пушкин ведь не утверждал, что они не были солдатами).
Немаловажно также учесть, что первоначальным пунктом следования прапорщика Макарова с солдатами и гробом Грибоедова был именно Джалал-Оглы, где располагалась крепость, которая была построена в 1826 г. под руководством — и это весьма удивительно! — именно Дениса Давыдова, известного поэта и партизана. Вероятнее всего, в Джалал-Оглы почетному эскорту пришлось пробыть из-за эпидемии чумы некоторое время и, по-видимому, каким-либо образом перегруппироваться или даже переформироваться.
4. До сих пор появляющееся в печати сомнение, что в отличие от траурной процессии Пушкин якобы не мог так быстро миновать все "чумные карантины", когда он выехал из Тифлиса, опровергается очень просто: поэт ведь ехал из еще не охваченного эпидемией Тифлиса в сторону боевых действий с официальным разрешением на это, свернув впоследствии с дороги на Эривань в сторону турецкого Карса и Арзрума. О самой чуме по пути следования поэт узнал как раз после встречи с останками Грибоедова, когда он встретил "армянского попа", ехавшего в Ахалцык из Эривани: "Что именно нового в Эривани?" — спросил я его. "В Эривани чума, — отвечал он". Кстати, на обратном пути из Арзрума, куда уже пришла угроза чумы, Пушкин, так же как и траурная процессия, несколько дней вынужден был потерять в чумных карантинах: до Тифлиса он добирался больше 11 дней.
Вот то самое место, где, вероятнее всего, произошла историческая встреча. Только это произошло не в Гергерах, как ошибочно указывал Пушкин, а в Джалал-Оглы (с 1924 г. Степановой)