Сбылось горькое предвидение и самого поэта, и многих его друзей. Он ушел в "небесные дали", туда, где давно искал себе родину. Поэт и критик С.А. Андреевский откровенно сказал об этой страсти Лермонтова: "Нет другого поэта, который бы так явно считал небо своей родиной и землю — своим изгнанием… Никто так прямо не говорил с небесным сводом, как Лермонтов, никто с таким величием не созерцал эту глубокую бездну". А Велимир Хлебников вообще назвал поэта "сыном земли с глазами неба".
Всего лишь за 15 лет — короткий миг по меркам истории — Россия безвременно, жестоко и предательски потеряла самых ярких своих гениев — Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, да в придачу еще и такие поэтические таланты, которым где угодно в мире была бы уготована слава, как К.Ф. Рылеев (1826), А.А. Дельвиг (1831), А.А. Бестужев-Марлинский (1837), А.И. Полежаев (1838) и А.И. Одоевский (1839). "Становится страшно за Россию при мысли, что не слепой случай, а какой-то приговор судьбы поражает ее лучших сыновей: в ее поэтах", — записал в свой дневник через несколько дней после гибели Лермонтова Ю.Ф. Самарин. Месяцем позже он же заметил: "Эта смерть, вслед за гибелью Пушкина, Грибоедова и многих других, наводит на самые грустные размышления". Эти размышления об "одиночных" выстрелах в русскую культуру продолжали П.А. Вяземский ("В нашу поэзию стреляют удачнее, нежели в Луи Филиппа…") и друг Пушкина поэт В.К. Кюхельбекер, которому суждено было провести в тюрьме и на поселении в Сибири более 20 лет:
А.И. Герцен, вынужденный прожить 23 года в эмиграции, думал о том же самом: "Ужасный, скорбный удел ожидает в России всякого, кто поднимет голову выше уровня, начертанного императорским скипетром, — будь то поэт, гражданин, мыслитель. Всех их уводит в могилу неодолимый рок…" Во второй раз этот же самый "неодолимый рок" вырвал из жизни всего лишь за 20 лет новых "страдальцев русской поэзии", ушедших из жизни или насильственно, или под "топором недугов и катаклизмов" — А. Блока (1921), Н.С. Гумилева (1921), В. Хлебникова (1922), А. Ширяевца (1924), С.А. Есенина (1925), Ф. Сологуба (1927), В.В. Маяковского (1930), О.Э. Мандельштама (1938), П.В. Орешина (1938), М.И. Цветаеву (1941)…
Лермонтов так и не исполнил свое намерение написать роман о Грибоедове, его будущие планы, в пересказе разных лиц, были весьма разнообразными, имея связь с "кровавым усмирением Кавказа, персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране". Лермонтов — такой же "странник русского слова", как и министр-поэт, — бесстрашно шел путями своей судьбы до самого предела. По словам Белинского, в последние годы жизни "уже затевал он в уме, утомленном суетою жизни, создания зрелые; он сам говорил нам, что замыслил написать трилогию, три романа, из трех эпох русского общества (века Екатерины II, Александра I и настоящего времени), имеющих между собой связь и некоторое единство". И не приходиться сомневаться, что, если бы этот замысел был осуществлен, одним из героев трилогии, связывавшем разные эпохи, стал бы именно Грибоедов. Для этого утверждения есть очень весомые основания, которые подтверждаются явными намеками, зашифрованными поэтом в главном своем детище.
Смерть полковника Верховского. Иллюстрация М.Ю. Лермонтова к повести А.А. Бестужева-Марлинского "Аммалат-Бек"
Почти в завершающих строках "Героя нашего времени" Печорин таким образом выразил основное отличие странника, отделяющего его от обычных людей (со скрытой отсылкой к образу Чацкого): "Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив; что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает". Вот так же смело шли вперед и Грибоедов, и Пушкин, и Лермонтов. А чем же кончил свой путь "странник Печорин"? "Журнал Печорина", а иначе, его дневники, начинаются следующим весьма знаменательным предуведомлением публикатора этих дневников: "Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер". Далее публикатор, а по сути, сам Лермонтов, написал: "Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею взять на себя эту ответственность по многим важным причинам".