Из окружения отделился один – он быстро приближался, и остановился в нескольких метрах от щита. Губы его не шевелились, но я слышал все, что он говорил. Странно, для чего подходить, если используется телепатия? Глупо…
– Ты как обиженная женщина – громкие заявления безо всякого обоснования и логики. Предатель тот, кто думает, будто ему обязаны. Он предает сам себя – своими иллюзиями и ложными надеждами, из-за которых перестаёт развиваться. Мне не нужна твоя смерть – но ты вынудишь прикончить тебя, если не пойдёшь на сотрудничество.
– Это Син?
– Это Анк! – ответил Валера. – Но в чужом облике.
– И твоя тоже, Трэшк-Валера, ты мог бы многого достичь.
– Не боишься? Я ведь не на твоей стороне. И я сильнее.
– Только потенциально. В переходе ты сражался не со мной, а с проекцией – не понял? Ты ещё слишком мал, чтобы победить меня сейчас, когда же накопишь достаточно опыта и сил – поймешь, что я прав. Син оказался слишком труслив и протянул недолго, но его идея была верна – люди не способны жить вместе, не убивая друг друга, незачем давать им возможность делать это бесконтрольно. Каждый из вас понимает это на подсознательном уровне. Никто не хочет быть рабом – и потому противится, но мало кто замечает, что другого не дано: каждый – раб кого-то или чего-то, самого себя, в первую очередь. Так зачем это ненужное звено? Освободить всех от личного рабства привычек, дав единую цель – это ли не благо?
– Ты первый в очереди! – зарычал Зак, отшвырнув на десяток метров этого случайного солдата, который исполнял ненужную роль переговорщика. – Нигде не спрячешься!
Первая линия окружения поднялась в воздух и, немного разойдясь в стороны, упала на остальных. По нам открыли стрельбу, мы ответили: пули беспрепятственно проходили наружу – щит «работал в одну сторону» и, пока что, безупречно сдерживал атаку. Дрон заморозил «внутренний слой» окружавших нас, создав еще одну стену, а снаружи – наоборот, создал кольцо огня. Запахло палёным пластиком и органикой, но, странное дело – горящие солдаты продолжали стрелять, взобравшись на своих окоченевших собратьев, некоторые бросали гранаты. Гриды сгорали заживо, но продолжали бессмысленный штурм. Вдруг, ночь превратилась в день – сумерки рассеялись. Свет оказался страшнее – в красках показав всё, что творилось вокруг. Я посмотрел наверх: «Солнце падало» – огромный горящий шар нёсся прямо к нам на головы. Нет. Только не… Я «выпал» из хода времени, не сразу поняв, что произошло. Пламя, заполонив собой все, начав растекаться по земле, остановилось и застыло. Обойдя эту немую сцену вокруг, пытаясь найти хоть кого-нибудь, я вошёл внутрь – и даже тогда не сразу нашёл людей, так плотно огонь обступил всех. Застывший ад… Неужели, ничего не изменить?
– Изменить можно что угодно, но не всегда и не каждому.
Я узнал голос – все мысли мгновенно улетучились – и бросился по направлению к нему.
– Оксана?!
Она смотрела на меня: всё так же, слегка улыбаясь – то ли со смехом, то ли с упрёком; каштановые волосы спадали на плечи и грудь, прикрывая надпись на футболке, оставив только буквы «UK» (а я-то думал – куда она делась!?), даже веснушки, казалось, смеялись. Но взгляд… Непроницаем. Через секунду передо мной стояла другая: высокая, худощавая, с белыми волосами; с лицом, больше походившим на маску – слишком идеальным. Столь же идеальны были фигура и платье, сидящее так, будто оно часть её самой. Неизменными остались только глаза и улыбка.
– Кто ты?
– Не всё ли равно?
– Нет. Почему я вначале видел не тебя?
– Ты видел мое воплощение, скорее всего.
– Ты Зинк?
– Гел. Таким ты слышал имя моей расы, так ведь? Нас с Зинк ошибочно считают братьями, на самом деле – они наше продолжение, воплощение эмоциональной составляющей. Они, скорее, дети: наша защита, олицетворение слабости и силы.
– Защита от кого? Или – чего?
– От самих себя, от желающих нам навредить. Если сравнивать на понятном тебе уровне, Зинк – наша душа, стихийная, хаотичная составляющая. Мы же – рассудок.
– Ты хочешь сказать, что вы отделяете от себя эмоции, создавая из них других людей?
– Слишком упрощённое представление. Но, можешь считать так – если иначе не получается. Когда-то давно, когда мы только начали разделение, это было так. Сейчас всё иначе: мы рождаемся парами, отдельно друг от друга, но, в то же время – крепко связанные.
– То есть, я видел твою душу… Как тебя зовут? И зачем ты здесь?
– Поговорить. На твоём языке не произнести моего имени, можешь называть Оксаной.
– Нет, ты не она.