— Как пить дать, — мне едва удалось сдержать улыбку. — Видали, как она вас пальцами касалась, когда туда обратно документы передавала, а ведь могла и аккуратно за корешок взяться. Да и краснела она на вас глядючи, как помидор. Так что либо больна она хворью какой, либо влюблена в вас по уши. Вот вы господин Борислав соплю у неё под носом видали?
— Нет, — вояка так опешил, что аж сбился с шага.
— Вот и я нет — а значит, что?
— Что? — машинально повторил Борислав.
— Что у неё платок имеется? — вклинился в наш разговор Молчан. — Ну или глотает она!
От последней фразы мальчишки я едва не поседел. Кажись, невинная шутка могла закончиться трагедией. И ведь разгневанному дружиннику хрен докажешь, что Молчан обычный несмышлёныш, который ничего такого не имел в виду. Я уже морально подготовился к разносу, но Борислав сумел меня удивить.
— Чушь не мели, ну какая взрослая девка будет сопли жевать, не малолетка поди, — беззлобно отмахнулся от мальчишки дружинник и этой же рукой отворил перед нами дверь в искомый кабинет. — Дуйте внутрь, вас уже поди заждались.
Кажись, пронесло. Нет, ну как же нам с Мочланом повезло, что славийцы оказались народом бесхитростным и совсем неиспорченным. Будь мы у меня на родине и эту недвусмысленную оговорку понял бы не то что взрослый мужик, а даже школьник.
На негнущихся от пережитого напряжения ногах я пересёк порог. Следом, прикрыв массивную дверь, юркнул Молчан.
— Так, мелкота ну-ка давай шустрей — шустрей, обед на носу, — нас и вправду ждали, за длинной деревянной стойкой переминался с ноги на ногу молодой человек в гражданском. — Не робей, подходи по одному.
Чего-чего, а робеть я и не думал, поэтому без лишних вопросов подошёл к стойке регистрации.
— Звать как? — уточнил работник канцелярии, поудобнее перехватывая ручку.
— Стоум.
— Годков?
— Тринадцать.
— Тринадцать, славно-славно. Откуда сам?
— С Орехово.
— Отца как звать или безотцовщина?
— Приёмыш я, а отца названного звать Изяслав сын Градислава.
— Отец служивый?
— Отставной десятник.
— Так и запишем, Изяслав сын Градислава, отставной десят… — принялся строчить клерк, но внезапно остановился и поднял на меня взгляд. — Слушай малец, а этот Изяслав тебе случаем не в деды годится?
— Есть такое.
— Эй, Жирослав! — внезапно заорал парень, чем сильно меня удивил. — А ну, подь сюда!
Через несколько секунд за спиной клерка распахнулась неприметная дверь.
— Ну и чего так глотку драть, поди не обед? — из дверного проёма выступил ещё один парень в гражданском. Был он чуть постарше первого и вид имел более молодцеватый.
— Помнишь, ты байки травил о первых десятниках Лютой сотни?
— Ну, было дело, — пожал плечами Жирослав. — И что с того?
— Глянь на мальца, знаешь кто это? — клерк бесцеремонно ткнул в меня пальцем.
— Родич твой, что ли?
— Да нет же, дурья твоя голова! Это Изяслава сын! Того самого Изяслава десятника Лютой сотни, прозванного в народе Боли-бошка.
— Етить-колотить!
Работники канцелярии не сговариваясь перевели на меня взгляд.
Ну дед, ну удружил. Нет, он, конечно, рассказывал о своих похождениях на фронте, но я думал привирает чертяка, ан нет, выходит правду говорил.
Вот только ни о какой Лютой сотне старик не упоминал, да и прозвище своё не озвучивал. Надо же “Боли-бошка” имечко прямо как у хитрого духа леса, что обманом полонит людей. В народе поговаривают, что этот большеголовый и неуклюжий старичок появляется перед нарушителем своих владений и наводит на того морок, дабы незваный гость окончательно заблудился и сгинул навсегда в лесной чаще.
— Эй, малец, — обратился ко мне Жирослав. — А правда, что папка твой, как-то целый отряд Крестителей в болоте притопил, али привирают люди?
— Ой, дурень, нашёл чего спрашивать! — вклинился первый клерк. — Конечно правда, иначе бы сам князь ему руку не жал. Стоум, ты лучше расскажи, сколько насечек на винтовке у Изяслава?
— Штук сто не меньше, — по крайней на этот вопрос я мог ответить, в отличие от предыдущего.
— Сто раз по десять, значит, — задумчиво протянул Жирослав. — Итого цельная тысяча. Силён десятник, не зря молва до сих пор ходит!
— Какая тысяча, вы о чём? — настал мой черёд удивляться.
— Ну как же, одна насечка — один вражий отряд. В отряде самое малое десять человек. Вот и получается, что дед твой тысячу ворогов схоронил, а может и поболе, — просветил меня Жирослав
— Постой, а ты неужто думал, что одна насечка — это одна голова? — подивился его более молодой коллега.