Тогда и Улка и Вершило, да и священник Илья, стали откровенно издеваться надо мной. А все верил в то, что мои бесы покинут меня, что я проклятый, что все терпеть должен и тогда…
Вновь нахлынули воспоминания и опять разболелась голова. Но в этот раз я смог сдержаться и почти не показать вида. Вместе с тем, получалось отвести подозрения и доказать, что я есть я. Пришли мысле-образы, которыми я мог отвести подозрения в своей бесовской натуре.
— С тех пор на мне и уборка и дрова и скотину присматривать, — стал я дополнять рассказ… ясно в общем.
Рабство. Это было натуральное рабство. Вместе с тем, я прежний разгребал все дерьмо, не отвечал на унижения, мне приносили милостыню, когда Вершила и Улка рассказывали слезливые истории, побуждая людей нести еду. И за это меня кормили, и не так, чтобы хорошо, овсяная каша из зерен — основная еда.
— А как тебя зовут, убогий? — спросил я.
— Спиридоном кличе святой отец Илья, — я увидел проступившие слезы у парня. — Отпусти, я же и так все скажу, без утайки. Неча мне таиться от тебя, нам еще разом жить.
— Чего? — я опешил и даже отпустил руку дьячка. — Я жить с тобой не буду.
— И я не буду, я не энто… ну то самое… стало быть, — вновь стал мямлить Спиридон.
Спирик, Спирка… и все равно на ум приходит спирт. Наверное, я бы даже выпил чуток, было бы чего. Не любитель я этого дела, но повод-то какой! Отметить бы событие, что остался жив здоров.
С горем пополам я смог понять дьячка, как и выяснить чего он от меня хочет. Спирка разговаривал со мной, как с юродивым, неполноценным человеком. Ну а как иначе? Столько терпеть унижения и боли, отдать свое имущество запросто так? Да я и сам бы такого считал придурком. И сейчас, когда я явно другой, Спиридон не изменяет своего отношения ко мне. Ничего, еще изменит, если все-таки я решу, что нам, пусть и временно, пусть до калитки из города, но по пути.
Все достаточно просто: молодой парень возжелал сбежать с того места, которое считает тюрьмой. Он даже обвинил настоятеля церкви в том, что тот тайно ходит на капище некоему Чернобогу. И я ему в помощь, так как всякий обидит слабого, даже если он будет в рясе.
И вот этот Илья и обманщик и всяко греховный человек и не дает таланту Спиридона раскрыться. А вот он, Спирка, стало быть, умнейший человек, читать, писать и счету обученный, Книгу наизусть почти всю знает. Такому только дойти до стольного града Киева и в любой храм его возьмут на службу.
Кто же тебя похвалит, если не сам себя⁈
На самом деле, все это было увлекательно слушать, но из всего разговора я вычленил главное: в ближайший час сюда никто не придет, так как идет служба и его, Спиридона освободили от работы. Он прикинулся больным, ну а к таким тут жестоко относятся. Часто их и не лечат, а просто сторонятся, гадая: выживет, али нет. А парень решил, что у него появился шанс сбежать и податься в дружину к князю. Значит есть еще минут сорок, не меньше, чтобы сбежать.
— И на мечах ты дерешься? — удивился я.
— Не, я не дерусь вовсе. Ну ты же знаешь, я уже говорил тебе, — сказал Спирка.
— И на кой-ляд ты в дружине нужен? Или только дойти до Киева? Так они не станут брать попутчика, — удивился я, еще раз разглядывая щадящее телосложение парня. — Впрочем. Давай, выводи меня отсюда.
— И ты не убьешь Вершилу? — удивился Спиридон.
— Экий ты шустрый! — усмехнулся я. — А хочешь ты убить?
Парень замотал головой. Пацифист в рясе. Ну да, времечко тут, скорее всего не для тех, кто боится крови. Ну а насчет того, чтобы делиться своими соображениями и планами со Спиркой? Ну нет же, конечно. Я даже все еще не исключаю того, что он может быть засланным казачком. Вот я скажу, что да, собираюсь убивать, а тут из-за угла, опа… Ты попал, — статья «угроза жизни» и это стоит… ну пусть десять гривен… Нет, много, не хочется понимать, что всего угроза может стоить столько же, сколько и за меня хотели заплатить.
— Не задавай, Спирка дурацких вопросов, не получишь дурных ответов, — нравоучал я.
— Чудно ты молвишь! — отвечал дьячок, пристально рассматривая меня.
— Абы ты понял! А кто видел, что я отдал все свое Илье, настоятелю храма? — последовал очередной вопрос.
— Я! — сказал расстеряно Спирка.
Тихо, чтобы не сильно себя демаскировать, я рассмеялся. Тот еще у меня свидетель. А так получается, что никто и не видел, что я отдавал свое имущество, потому часть из него мог бы забрать, если и не все. Коней, хотя бы.
— Пошли за моими вещами! — сказал я.
Нужно уходить из этого города, не вижу ни одной значительной причины, чтобы оставаться и строить какую-то карьеру здесь. Буду входить в социум в других местах, где меня за дурачка принимать не будут. А еще… Вот такая вольница для меня, человека от государства, не приемлема. Я еще тот демократ-монархист.