— Я голодный, Спирка, очень голодный, так что лучше беги! — сказал я и наиграно оскалился.
И он побежал. Наивный средневековый дьячок.
Но кормить меня, действительно, не собирались, а распаковывать узлы, которые собирал Спиридон, и откуда доносились, еще больше распыляющие, аппетит ароматы, не хотелось. Оттуда еще что-то позвякивало, постукивало, и нужно вначале прояснить, чего такого спер дьячок у лжепопа Ильи, или даже из церкви прежде чем распаковывать тюки. Мало ли, обнаружиться нечто ценное, и кто-то узнает об этом, так после придется отбиваться от «дедов».
Вот интересно, а есть в дружине дедовщина? Наверное, что-то подобное должно быть. Или нет, и тут военное братство? Впрочем, там, где каждый воин постоянно с оружием в руках особо не поозорничаешь. Да чего там воин. В Берладе и ремесленники ходят с топорами. Хотя, как я успел понять, поголовного смертоубийства все же не происходит и какой-никакой, но закон на русских землях существует. Кому же хочется отдавать от двадцати до восьмидесяти гривен за то, что покалечил, или убил человека?
Если дедовщина, или ее нет, мне сие пока не известно. Я недавший клятву и для некоторых, может и для многих. Данный факт является очень даже важным. А для меня подобное создает проблемы в коммуникации. Если в обществе самых молодых воинов еще есть общение, то с другими, в такой роскоши отказано.
И что делать? Ну не подходить же, не бить в нос, а после, любуясь, как стекает кровь с улыбкой говорить:
— Давай поговорим.
Но из всего можно выживать и полезное. Если меня не замечают, то и хорошо, а еще лучше, что у меня острый слух и я слышу многие разговоры. А порой можно нарваться на весьма важные для меня темы.
— Продай шелом за две гривны, — говорил один ратник другому.
— А есть иное? — отвечал ему собеседник.
И вот только тогда, когда удавалось одним ухом слушать разговоры в дружине, у меня появилось хоть какое понимание в здешней финансовой системе. Вернее ее почти отсутствии.
Гривна… она вроде как дорогая, не особо распространенная, потому как это средство накопления и покупки чего-то значимого. Как по мнению человека из будущего — хрень еще та. Хрень — это еще и то, что в качестве денег принимаются и шиферные пляслица, стеклянные бусы, пусть последние и реже, чем двумя веками ранее. И ладно, что меховые шкурки, так индийские ракушки каури даже можно было использовать в качестве денег. У меня вообще сложилось впечатление, что можно создать свои деньги и стать своего рода Резервным Фондом Руси.
— Ногаты есть! — радостно, будто вспомнил, выкрикнул тот, кто хочет купить шелом.
— Куда они мне? Лучше уже кунами дай, — раздосадовано отвечал обладатель лишнего шлема.
Итак, выходит, что гривна состоит из кун. По сути, это часть гривны. А ногаты? Есть еще и сребреники. Вот и новый килобайт информации и я понимаю, что это все названия старых монет, которые, как подсказывал архив данных, распаковывающийся в голове, все больше уходили в небытие. Ну так уже больше века, как нет поступлений серебра от арабов. Не понятно только, что там в Европе, почему оттуда нет притока денег. Или Византия? Там же вряд ли будут пользоваться массивными слитками серебра.
Кстати, и гривны бывают разные. Потому, когда какой-то ушлый ратник Ивана Ростиславовича предложил мне продать одного из своих коней за семь гривен. Я лишь небрежно спросил каких именно гривен и отказался. Киевские гривны были меньше весом. Впрочем, и за новгородские гривны не отдал бы. Сразу было понятно, что цена за таких зверей сильно занижена. Но даже это говорило, что те десять гривен, тоже ромбовидные киевские слитки, что я взял у лжепопа, внушительная сумма.
— Ты чего тут ухо нагрел? Ась? — недоуменно спрашивал один из участников торговой сделки.
Я не сразу понял, что обращаются ко мне, заметив, что я торг слушаю. Был в своих мыслях. В прошлой жизни приходилось побывать заграницей, причем, как с автоматом, так и без него, а с туристическим аудиогидом. Но во всех случаях я прежде всего смотрел на два обстоятельства: что там с деньгами и что там… Ха, обманул сам себя же. Не два, а три. К деньгам прибавляю еду и девушек. Но, прежде всего, деньги. Это чтобы понять из стоимость, иначе в чужой валюте спустить можно немало.
— Ась? Молчишь- то чего? Снова немым сделался? — сказал обладатель шелома и рассмеялся.
— А коли нос в кровь тебе разобью? — оскалился я.
Смеяться надо мной можно в исключительных случаях и только когда мне и самому смешно. Ратник что-то себе пробурчал под нос, а я, подчерпнув всю нужную информацию, побрел к себе, то есть в то место, где располагается наш десяток. Я и в прошлой жизни не особо углублялся в финансовые тонкости, довольствуясь лишь отговоркой историков, что наступил «безмонетный период».