В какой-то момент, надышавшись угарным газом, насыщенным уверенностью киевлян, что придет Изяслава, я даже сам начинал думать, что так и произойдет. Пусть этот слух и пошел от меня, но подобный факт ведь не исключает то, что возле города, как и в самом Киеве, должны быть представители, осведомители, шпионы Изяслава Мстиславовича. Уверен, что в стольном граде есть и те, кто докладывает другим князьям, в Смоленск, или Ростов.
Но так быстро среагировать Изяславу вряд ли дано. Нужно собрать дружину, оголить границу со Степью, разослать по малым крепостицам вестовых, чтобы те передали приказы дружинникам на сбор. А после еще и дойти до Киева. И пусть Переяславль находится не так далеко, но дня три для перехода понадобиться, если не больше.
Софийские ворота мы прошли без серьезных проблем. Тут были люди, но, скорее те, кто не сражаться хотел, а бежал из города в противоположном направлении от главных сражений за Киев. Так что организованный отряд хорошо вооруженных воинов с хмурыми лицами, пропускали, лишь изредка взывая к чести и милосердию защитить. Были несколько женщин, которые пытались вручить своих младенцев нашим дружинникам, чтобы те спасли хотя бы детей. Дым становился для людей большой проблемой, он пугал, затуманенные головы принимали крайне спорные решения, как те, когда матери отдавали своих детей.
Я изнывал от недостатка информации. Не люблю такие моменты, когда не все понятно и нет логичного объяснения обстоятельствам и поступкам. Зачем отдавать детей, зачем тут, у Подола толпиться, если можно выйти из города и спокойно переждать бурю в ближайших лесках, или заводях? Ответ нашелся тогда, как мы подошли к Подольским воротам.
— Всем стой! — закричали впереди, дублируя приказ князя, который, пусть и кричал, но его слова тонули в плаче и стоне толпившихся рядом с нами людей.
Началось томительное ожидание. Как там говорили в таком далеком будущем? Сложнее всего ждать и догонять. Так вот, я бы лучше догонял, чем ждал в такой обстановке всеобщей паники и горя. Во мне просыпалось то самое стремление, жажда, защитить, уберечь, прикрыть собой, чувство, которое некогда подвигло меня выбрать стезю военного, ну и наемника чуть позже. Огрубел я не сразу, а повидав всякого на войне.
Только минут через шесть-семь Никифор подскакал ко мне и еще трем десятникам и стал доводить информацию. У них с Боромиром и князем состоялась что-то вроде «летучки» не слезая с коней.
— Ворота удерживают великокняжеские стражники. Они пропускали горожан, но на тех стали нападать какие-то тати. Как только уходят обыватели в лесок, или чуть подальше от крепостных ворот, то на них нападают… половцы, — сообщил полусотник.
Мне кажется, или тут, чуть что не так, то виноваты половцы? Может это так отрабатывает какая банда из самого Киева, по примеру той, что хотела поживиться и за счет меня, там, на поляне у Глебова двора.
— Что скажете? — спросил Никифор у всей полусотни.
Наделение меня чином десятника, да еще вместо погибшего Мирона, означало, что теперь в моем подчинении не девять новиков, а еще и двенадцать ратников. И пусть они смотрели на меня, как Ленин на буржуазию, это не важно. Хотят скинуть меня? Пусть бросают вызов, или идут жалуются князю, словно малые дети, а не мужественные воины. В целом, несколько безразлично мнение десятка покойного Мирона, мне не взгляды влюбленные нужны, а работа, и мы работать будем пуще прежнего, даст только Бог выбраться спокойно из Киева.
— Якун, чего молчишь? — спросил Никифор у одного из десятников.
— А что сказать? Прорываться нужно, конечно. Пусчай открывают стражники ворота, да выпускают по-хорошему, иначе может наш князь сделать и по-плохому, — отвечал Якун и в принципе, с ним нельзя было не согласиться.
— Дозволь, Никифор, мне сказать, — решил я несколько добавить к сказанному.
Отметил, что после моих слов никто не скривился и не проявил какого негатива. Это хорошо, значит начинают меня воспринимать, как должное. Хотя… нет, «мироновцы» морды чуть отвернули. Приструним еще их.
— Говори, десятник! — повелел Никифор, подчеркивая мой статус.
— Договориться нужно со стражниками и посмотреть со стен нужно, что и как происходит, после выходить. Что, если там две, три сотни ватажников? — сказал я.
Никифор задумался и через минуту уже устремился в сторону князя, который все так же находился во главе нашей колоны.
Шли минуты, частью дружинникам пришлось спешиться и заняться оттеснением толпы, которая все пребывала и среди них появлялись те, кто еще лелеял надежду на нашу защиту. Но в чем она может заключаться? Чтобы мы вышли вместе с толпой и провожали ее? Глупо. Если кто и нападет, то наша дружина будет стеснена в действиях, обыватели станут только под ногами путаться. Сгинем все.