— Гриесс, — она вскинула голову, — а в той деревушке кто-то выжил?
— Смеешься? — он ухмыльнулся, — от нас никто не уходит живым. Я тогда отпустил свой десяток, делали что хотели, а низшие особенно жестоки, сдерживаться не умеют, и их постоянно гложет жажда убийства. Поэтому и командует ими высший, так сказать держит в узде.
— Ого, как оно все… А где сейчас тот десяток? — Мара удивлялась своему спокойному отношению к этой истории, первый шок прошел, и она просто принимала как факт.
— Нет уже из них никого. Половина погибла на границе с эльфами по моей вине, я проморгал засаду. А остальные кто где. Кто в стычке с орками, кто с оборотнями, война с оборотнями стоила нам больших потерь.
Ответить ему Мара не успела, вошла дочь старосты, ведя за руку Айку. Мара занялась скрупулезным исследованием девочки. К середине дня она сдалась.
— Прав оказался целитель, не стабилизируется нерв, истончается и пропадает. Не знаю, что тут можно сделать. Может ты посмотришь?
— Я? — вампир удивился.
— Ты, ты сильный маг, хоть и темный. Зато у тебя другие методы, и в мозгах ты разбираешься лучше любого целителя.
— Ну, хорошо.
Он усадил девочку напротив и положив ей руки на виски, касаясь большими пальцами ее глаз, принялся внимательно изучать причины неудавшегося лечения. Мара с нетерпением наблюдала за его действиями. В комнату тихонько вошел староста и присоединился к молчаливо стоящей в углу дочери. Та заметно нервничала, теребила платок и, кусала губы.
— Ха, — сказал Гриесс после долгого молчания, — вы не так ставили связку. Иди сюда, — позвал он Мару, — смотри. Надо не напрямую, а вот так…
Теперь уже оба держали Айку за голову, накрыв ее виски и глаза руками. Не прошло и десяти минут, как Гриесс убрал руки и скомандовал ребенку открыть глаза.
— Что-то видишь? — спросил он.
Девочка послушно открыла глаза и ее внезапный громкий вскрик заставил мать сорваться с места. Упав перед ней на колени, обнимая и целуя ребенка, она причитала.
— Что, доченька? Тебе больно?
— Мама! Я тебя вижу! Ты такая красивая!
Слезы радости потекли по лицу матери, староста тоже украдкой вытер глаза и поспешил сообщить всем радостную новость.
— Конечно, — с досадой, но весело улыбаясь, сказала Мара, — при такой мощи, вложенной в заклятие, у кого угодно бы получилось.
— Не совсем оно и получилось, — скептически заметил Гриесс, — и мощь тут особо ни причем. Это я, чтобы уже наверняка, можно было и поменьше энергии влить.
Вампир подошел к Айке и, забрав ее из рук матери, взялся опять изучать.
— Не закрывай глаза. Мне надо узнать, как ты видишь.
— А что, что-то не так? — Мара подошла поближе.
— Она цветов не различает, все черно-белое, с оттенками серого, и… — он внезапно замолчал, — и голубой. Очень странно.
Вампир вывел девочку во двор, она с изумлением оглядывалась вокруг.
— Это небо, — он присел на корточки и ткнул пальцем вверх, — это небо, и оно голубое.
Айка посмотрела куда указывала его рука.
— Голубое, — расплылась она в улыбке.
Потом стремительно обняла Гриесса за шею.
— Спасибо тебе!
И вот тут Мара первый раз увидела смущенного вампира.
За щедро накрытым столом собралась вся семья старосты, все ближние и дальние родственники. Люди искренне радовались излечению Айки, все любили этого тихого и послушного ребенка. Без конца произносились тосты за здравие Гриесса. Его это слегка забавляло, сделал он это отнюдь не ради девочки. Но Мара сияла от счастья, а значит сделал все правильно.
— Какому из богов за вас молиться? — спросил, улыбаясь во весь рот староста, потом махнул рукой. — Будем молиться обоим и Яркету, и Долнару!
Его предложение поддержали одобрительными возгласами.
— Nein! — резко выкрикнул вампир.
За столом повисла тишина, все смотрели на него в недоумении.
— Нет, — уже спокойней повторил Гриесс, — не вздумайте привлекать внимание этих богов к моей особе (на слове — этих — он сделал особое ударение)
. — Но, — растерянно произнес староста, — кому же возносить молитвы за тебя?
Вампир обвел взглядом сидящих за столом и четко произнес.
— Богине Эрете!
В создавшейся тишине его слова прозвучали зловеще, они как громом поразили людей. Те молча таращились на Гриесса и только открывали рты, не в силах ничего сказать. Первым пришел в себя отец Айки, простой поселянин, с крупными чертами лица.
— Значит Эрете. Это что ж получается, вы темный маг?