— Не пойдем, пожалуйста, не пойдем дальше.
Девчонка остановилась.
— Насмотрелась? Что-то ты быстро. Это ж ерунда. Подумаешь, дохлая шлюха да пара торчков. Это ж тьфу.
— Идем наверх. Пожалуйста.
Ишим спорить не стал. Ему и самому на лишнюю встречу в потемках напрашиваться не хотелось. Но малолетка его разозлила не на шутку.
— У тебя клон есть? Душа у тебя на выгрузку подключена?
Они поднялись на проспект. Девица щурилась от яркого света и ежилась, будто ее искупали в реке.
— Чего? — моргнула она.
— Ну, сознание твое в чистилище после смерти отправят?
— К-куда?..
— В облако для вот этого, — он постучал ей по лбу.
Девчонка мотнула головой.
— Я ничего не понимаю, вы говорите какую-то абракадабру!
Ишим встал, и в толпе вокруг них образовалась проплешина. Никто не хотел проходить рядом с грифом. Не то что коснуться ненароком его одежды — даже глядеть не хотели. Пробегали мимо, да поскорее. Смотрели себе под ноги.
— Тебе чип вшивали?
Девица пожала плечами.
— Ну, чип, который заберет твое сознание в момент смерти. И выгрузит его в облако. В чистилище, то есть. А потом — в клона.
Девчонка натянула рукава, как будто мерзла все сильнее.
— К-какого клона?
— Тебе что, папочка ничего не говорил? Не снимали с тебя цифровую копию? Чтобы потом вырастить из синтетических тканей новое тело?
— Да не знаю я, — она вдруг захныкала. — Зачем о таких вещах вообще думать?
— О каких? О смерти?
Девица побледнела, как будто боялась одного этого слова, и кивнула. Ишим сощурился.
— Ты кто такая? Где живешь?
Та прикусила губу.
— Квартал эн-сорок, башня номер…
— Я понял! — вдруг гаркнул Ишим.
Не хватало еще, чтобы эта слабоумная всей улице свой адрес сообщила. В эн-сорок живут крупные шишки. Очень. И не слышать о вечной жизни эта фиалка просто не могла.
— Тебя держали взаперти? — догадался Ишим.
Девчонка кивнула.
Все ясно. Белый орден. Клонов-то, может, они и делают, но до совершеннолетия про бессмертие своим деткам не рассказывают. Формируют иное представление о реальности. Учат ценить жизнь.
Но есть у этой красотки чип или нет — это неясно.
Ишим сплюнул. Ему-то бессмертие нужно. Очень даже нужно. А эта беленькая невинная овечка — его счастливый билет. Вон как ластится, доверчиво жмется, как псина. А до восточного канала рукой подать. Еще три квартала, завернуть за алтари — и вот, пожалуйста, рыбная лавка, которую держит барыга. Прикрытие, конечно. И работает он допоздна, все двери распахнуты.
Ишим прикинул: за такую девочку дадут не меньше трех-четырех тысяч. Может, даже все пять. Барыга себе возьмет процентов шестьдесят. Или семьдесят, если больно наглый. При худшем раскладе Ишиму достанется почти тысяча. Это сотня ходок с контейнерами. Несметное богатство. Чип для выгрузки можно будет поставить на полгода раньше. А если барыга не будет жаться, то — на целый год.
Голова шла кругом. Ишим уже представлял, как будет копить дальше: на клон. На самый простенький, дешевый. Все эти финтифлюшки смысла не имеют — если душа в свое время выгрузится.
Но он же гриф. Падальщик. Он собирает трупы. Не убивает своими руками.
Опять перед глазами замаячил тот мальчишка. Грязная кепчонка, нос заляпан, штаны съезжают. Мелкий, вихрастый, конопатый. А глазищи — черные, круглые, любопытные.
Страшные.
Ишим выдохнул. В детстве он тоже был конопатый. Потом-то все веснушки исчезли. Их слизнули Низы.
Огни Первой Линии светили иссиня-белым. Близко к границе Ишим никогда не подбирался. И черные тоже. Сюда вообще никакая шваль не совалась — ходили патрули.
— Все, дуй.
Он расстегнул на девчонке куртку и стянул за рукав.
— Еще не пустят.
Та улыбнулась.
— Вы меня все-таки отвели.
— А ты как думала? Что продам тебя какому-нибудь старому жирному индюку?