И лишь когда я, вытянув руку (которую я так и не опускала для сохранения равновесия, ибо все больше и больше ныли мои ноги от усталости), проникла в это пространство и прикоснулась к стене, то обнаружила, что не такая уж она гладкая, как казалась с виду. На ней имелись многочисленные отпечатки. Приглядевшись более внимательно, я пришла к выводу, что это руны, хотя на каком из забытых языков они вырезаны, оставалось для меня полной загадкой.
В детстве я часто посещала с теткой Норсдейлское Аббатство, и в его архивах разглядывала манускрипты, где воспроизводились фрагменты надписей из мест, где жили Прежние. И хотя для моего народа это был мертвый язык, которого никто не знал, манускрипты эти бережно сохраняли, поскольку там были помечены места, которые каким-то образом воздействовали на жителей Долин.
Как же я мечтала прочесть эти надписи! Быть может, единственная необходимая мне информация, — о том, как выбраться отсюда, — как раз и содержалась в тех строчках, по которым я с тоской водила пальцами. Не в силах понять их тайну, я продолжала тем не менее вести рукой по этим забытым посланиям, проходя вдоль стены.
Так преодолела я добрую треть пути, но нигде впереди пока не виднелось никакой трещины в стене, ничего, что позволило бы мне выбраться наружу, в мир, к небу, которое мучительно дразня, светилось звездами надо мной. А я уже совсем утомилась.
Наконец ноги мои подкосились, я оперлась об одну из стенок лабиринта и позволила рукам упасть на колени. Мне хотелось пить, и мысли постоянно возвращались к тому водоемчику, обнаруженному в темноте, к его спасительной прохладе. Место, где я сейчас находилась, было стерильным и мертвым. Здесь не было ни воды, ни пищи… Не означало ли это, что я бежала из одной ловушки, чтобы угодить в конце концов в другую?
Мне не верилось, что еще раз удастся призвать на помощь силу, которая снова оживила бы грифона. Даже теперь, отдыхая, я теряла последние силы, словно, серьезно поранившись, истекала кровью. Точно так же теряла я и уверенность, становилась апатичной, ко всему безразличной.
Мне никак не удавалось заснуть, но, должно быть, я все же провалилась в какое-то полуобморочное состояние, так как спустя некоторое время, оглядываясь с широко открытыми глазами вокруг, я вдруг поняла, что сероватый свет этого места изменился. Посмотрев наверх, я не увидела над собой светлых точек-звездочек. Скорее, надо мной было покрытое туманной дымкой небо. Там, в том мире, снаружи, наверное, зарождался новый день.
Картина кусочка неба тупой болью отозвалась во мне. Хотелось взлететь на крыльях туда, ввысь, как грифон, ибо другого способа вырваться отсюда я не видела. Однако эта же картина вырвала меня из состояния безразличия, в котором я пребывала. Каким-то образом мне удалось вскочить и, пошатываясь, встать на ноги. Горло пересохло, я больше не могла терпеть и хотела повернуть и отправиться на поиски бассейна с его божественной водой.
Однако все-таки нужно было исследовать оставшуюся часть кривой стены, несмотря на всю бессмысленность этого занятия. Я нетвердо повернулась и оглядела всю протяженность стены: ни единой трещины, если не считать той неровной щели, сквозь которую я проникла сюда. С таким трудом проникнуть сюда, преодолев такой путь оказаться так близко к выходу — возвращаться теперь было бы полнейшим идиотизмом.
Из последних сил вновь начала я свой путь, уже ни на что не надеясь, просто потому что просто не могла сидеть и дожидаться смерти. Надо мной все ярче разгорался лень, лучи солнца, правда, не доходили до низу, и стены этого помещения оставались все такими же серыми. И вдруг справа от меня сверкнула яркая вспышка.
Края перегородок, находившихся прямо под отверстием этого купола, будто пробудились под лучами дневного света. Эффект был поразительным.
Я замерла, удивленно взирая на сверкавшие, словно драгоценные камни, искорки красного, золотистого, изумрудного-зеленого, фиолетового, янтарного, голубого цветов, исходившие от камней, которые всего за мгновение до этого выглядели безжизненно тусклыми. Казалось, будто там находится ларец с беспечно рассыпанными драгоценностями, владеть которыми никогда и не грезилось лордам Долин.
И во вспыхивании этих искорок, как я постепенно начала осознавать, имелся какой-то порядок, создававший определенный узор. В одних местах огни вспыхивали чаще, в некоторых секциях их вообще не было видно. Может быть (как медленно до меня доходила мысль — я слишком устала после всех этих напряженных усилий), если посмотреть сверху, кто-нибудь и смог бы понять, в чем состоит этот узор.