Мое разочарование смешивалось с частицей гнева. Тем не менее я понимал, что она права. Нельзя никому тревожить силы Могущества, если не знаешь, способен ли ты удержать их. Вполне очевидно, что несмотря на всю благожелательную обстановку, которая нас, казалось бы окружала, можно вызвать резкие ответные действия на любое колдовство, для каких бы благих намерений оно не задумывалось.
Поэтому я лишь молча сидел, не глядя, как Элис, на дорогу, которая обещала очень многое, но которой мы еще до конца так и не доверяли. Меня не заботило, что по ней могут шествовать призраки. Они не были родней мне — к таком выводу я пришел уже давно. Я был в одиночестве — к чему привык за все эти годы. Хотя иногда вместе с Джойсан…
И от этой мысли о ней пришла боль, но не телесная, а внутренняя, будто я страстно желал этого всю свою жизнь, и только сейчас понял, что мне придется страдать от этого жгучего желания до самой смерти. Именно Джойсан…
Я больше не видел перед собой металлического браслета на запястье. Передо мной вставал облик девушки, загорелой на солнце, худощавой. Наверное, ни один мужчина, посмотрев на нее второй раз, не назвал бы ее красивой. Ни один мужчина… но я не был настоящим мужчиной, и для меня она была такой же лучезарной, как сказочные, пользующиеся благосклонностью мужчин дочери замков, о которых поют менестрели в песнях… ради которых мужчины выказывают свою храбрость, сражаются с чудовищами, подвергают себя смертельному риску, только ради того, чтобы их заметили и восхитились.
И у нее было мужество, у этой загорелой девушки, в ней ощущалась искренность и глубина души, в которой находилось место и для изгоя, которого все считали «чудовищем». Мне нужно было только произнести правильные слова, и она тут же пришла бы ко мне. Но мне не хотелось, чтобы это произошло в силу обязанности — я хотел…
Я хотел чего-то другого, но не жалости, не обязанности, не того, чтобы она пришла ко мне, потому что мы вместе противостояли злу и вышли из нашей битвы в целости и сохранности. Я просто не знал, чего хочу — не считая того, чему просто не мог дать названия.
И тут я услышал, даже сквозь этот туман жалости к самому себе, тихий звук, исходивший от Элис, и более громкий — от Джервона, когда он сделал глубокий вдох. Вздрогнув, я вскинул голову. Дорога мягко светилась в темноте. Все знаки на ней ожили серебряным огнем, хотя луна еще не поднялась высоко.
И также — возможно, это было вызвано каким-то зрительным обманом, но мне показалось, что какая-то часть этих узоров перемешается. Дальше по дороге вспыхивало и распространялось сияние — там, где находились следы, похожие на человеческие, звериные и птичьи, словно эти существа теперь двигались по ним, повторно наступая на них, невидимые в этой темноте, в то время как символы на концах звезд засияли ярче, и призрачный свет исходил вверх от них, будто от зажженных свечей.
Я вытянул руку, почти не сознавая своих действий, пока пальцы Элис не обхватили мои. И также я сознавал, даже не глядя, что она точно так же соединилась и с Джервоном. Мы больше не были одни! По этой дороге шли и другие путники, хотя мы и не могли видеть их, вроде тех призраков, которые когда-то, очень давно, отправились в изгнание. Они не приближались к нам. Возможно, они путешествовали даже не в другом пространственном измерении, но в самом времени. Что-то величественное, чего мы были просто не в силах оценить, толкало их вперед. Мы лишь смутно ощущали это… По крайней мере, я.
Я дважды вздрагивал, когда меня что-то касалось. И хотя это было едва уловимо, но от контакта оставалось впечатление резкого и сильного удара. На один краткий миг я оказался на грани понимания. Да, я почти понял. Но потом значение контакта ускользало, и я снова чувствовал себя опустошенным, как тогда, когда оттолкнул от себя Джойсан и удрал из Норсдейла. Только теперь это не имело ничего общего с Джойсан, скорее оно пришло ко мне, чтобы поприветствовать меня, познакомить с теми, кто, как я понял, знал обо мне и был мне рад… но чье внимание я не в силах был удержать, потому что был лишь частично таким, как они.
Я не знаю, сколько времени сидели мы так, соединенные руками в единую связь, наблюдая за тем, что ни один человеческий глаз не смог бы полностью различить. Но вот, наконец, пришло время, когда эти следы перестали сиять, потускнели, а затем вновь вспыхнули светом, когда мы уже не различали торопящихся по дороге призрачных путников. Пальцы Элис выскользнули из моих, и рука моя безвольно упала на камень.