— Я не верю, что она в самом деле похоронена здесь.
Я бросил на нее быстрый взгляд, а затем еще раз посмотрел на землю. Бессмысленно было ей пытаться ободрить меня таким образом. Джойсан ушла во Тьму. И только теперь я начал осознавать, что же значила для меня эта потеря. Уезжая из Норсдейла, я уверял себя, что закован в броню, и с мукой в душе признавал, что больше в этой жизни меня ничего радостного не ждет. Сейчас же, ступая по земле, которая поглотила ее, я понимал, что не испытал тогда и сотой части тех переживаний, что уготовила для меня судьба.
Элис напрягла пальцы и резко толкнула меня, чтобы я снова посмотрел на нее.
— Она не погибла, — тихо произнесла она, но в ее словах звучала убежденность, с которой я не мог согласиться, запертый в стенах своего внутреннего ада.
— Леди, — точно так же тихо, с остатками старой великосветской вежливости сказал я, — вы ведь прекрасно знаете, что не может быть так, чтобы ее завалило тут землей и она осталась после этого жива.
— Посмотрим… и я обещаю вам, все будет именно так.
Второй рукой она позвала Джервона. Тот уже склонялся к полузасыпанной землей седельной суме. Из нее он достал и принес ей что-то, завернутое в ткань.
Уже совсем стемнело, но когда она развернула этот предмет, то мне показалось, что он вобрал в себя весь ушедший с приходом ночи свет. Это была серебряная чаша, сиявшая, как полная луна.
Я безучастно смотрел на нее, полуослепленный, когда она перемешивала шепотки высушенных растении, взятых ею из небольшой сумки с пояса, добавив потом немного воды, которую Джсрвон налил из бутыли. Я видел, как беззвучно двигались ее губы, когда она поворачивала эту чашу. Затем женщина передала ее мне.
Помимо своей воли я принял чашу. Не то, чтобы я не верил, что она обладает способностью вызвать видение Джойсан, но как раз из-за своей уверенности, что увижу ее, я испугался. Браслет на моей руке ярко засиял, совсем как эта чаша… но это не было предупреждением об опасности… Может быть, обещание? Я не мог позволить себе поверить в это.
Еле удерживая обеими руками эту сияющую «луну», я посмотрел вниз — внутрь чаши.
Как я и ожидал, там была одна лишь темнота. Нет! Жидкость внутри чаши заколыхалась, забурлила, хотя я держал чашу совсем неподвижно. И начала подниматься по стенкам до самого верха. Я пристально вглядывался в ее поверхность, по-прежнему остававшейся темной. А затем…
Сияние — едва заметное — не исчезало. Быть может, мое настойчивое желание и страх помогли мне в тот момент. И вот… вот уже появляется грифон! Маленькое существо ожило в этом свечении, а за ним… Я тщетно пытался разглядеть что-нибудь в этой темноте, пытаясь продвинуть границы своего видения с помощью воли. Я ДОЛЖЕН увидеть! Медленно, очень медленно, но я это делал. И вот уже виден овал лица, открытые глаза, и это было лицо живой… Джойсан!
Галлюцинация, что означает обман? Нет! Каким-то образом я был уверен, что грифон, как и браслет на моем запястье, не допустят фальшивого видения. Я видел Джойсан живой. Она не погибла, погребенная этой землей. Но где же она… и как мне найти ее?
Жидкость снова начала опускаться вниз по полости чаши. Я закричал:
— Нет! Я должен понять… должен узнать, где она.
Слишком поздно, отметила какая-то часть из моих «я». И теперь на донышке чаши лишь слабо плескалась жидкость. Видение было утеряно.
Элис взяла чашу из моих трясущихся рук. Я посмотрел на нее так, как не смотрел ни на кого в течение длительного времени — с мольбой — ибо она стала единственным связующим звеном между мной и Джойсан.
— Где она? И как мне добраться до нее? — казалось, что язык стал свинцовым, разбухшим, и я едва мог произносить вопросы.
С приобретенной в тренировках осторожностью Мудрых Женщин она отошла от меня и вылила жидкость — но не на эту изрытую почву, а дальше, туда, где земля лежала непотревоженной, производя другой рукой магические пассы. И только исполнив этот ритуал, она вновь повернулась ко мне лицом.
— Каждый может увидеть лишь то, что Могущества может предложить в данный момент. А мы, — Элис с мрачным видом оглянулась, — воспользовались даром в месте, потревоженном теми, кто наверняка не является нашим другом и кого точно нельзя отнести к Силам Света. Для нас лучше теперь поскорее убраться отсюда… подальше от того, что мы могли пробудить здесь.
— Но где же Джойсан? — я до сих пор стоял в глубокой свежевыкопанной борозде.
Джервон занимался вытаскиванием сумок из-под завалов грунта. Те, что принес с собой я, были полностью погребены под землей, а их сумки, очевидно, находились на самом краю участка, подвергшегося тряске, так что избежали этой участи. И не было видно никаких лошадей.
Я направился прямо к Элис по этой перевернутой земле, решив добиться от нее хотя бы слабого намека на место пребывания моей леди.
Она больше не смотрела на меня, целиком поглощенная заворачиванием в ткань чаши. Я уже мог и сам догадаться, каким будет ответ. У всех способностей есть свои пределы. Возможно, она достигла своего, показав мне, что Джойсан жива. Но где искать Джойсан, если не внизу, или какая следующая опасность угрожает ей — об этом можно было только догадываться. Я пытался, призвав на помощь всю волю, не допустить в свой разум этих ужасных мыслей.
Джервон уже сложил в одну кучу все им найденное. И теперь, став лицом к востоку, он поднес два пальца ко рту и пронзительно засвистел с тем же чистым звучанием, с которым Херрел успокаивал моих лошадей. А Элис, держа в одной руке завернутую чашу, поднимала теперь другую руку в призывном жесте.
Я обернулся. К этому времени стало так темно, что ничего не было видно. Но вскоре, пробившись сквозь заросли кустарника, к нам легкой рысцой устремилась одна из лошадей и, остановившись неподалеку, фыркнула и забила копытом по земле, ясно выражая свой отказ еще хоть немного приблизиться к этой пахнущей злом полоске искореженной земли.
Джервон, тихонько приговаривая, подобно опытным наездникам, когда те успокаивают возбужденных и испуганных лошадей, медленно приблизился к животному. Лошадь пару раз фыркнула, ее глаза беспокойно бегали, будто она собиралась снова ускакать. Но между всадником и лошадью существовали крепкие узы, так что ему удалось положить ладонь на вспотевшую шею животного, а потом лошадь, последний раз взмахнув головой, ткнулась носом в плечо человека, позволяя ему запустить пальцы в гриву.
Следом пошла и Элис, все так же производя рукой призывные жесты. Но прежде чем она подошла к своему спутнику, из леса неторопливой и неуверенной походкой показалась вторая лошадь. Их специально выводили в Долинах для сражений. За ними следовала кобыла поменьше, горных кровей, а последним ковылял пони с поклажей. На присутствие же поблизости моих выращенных в пустыне лошадок не было и намека.
Вероятно, хорошо приспособленные для жизни в этой местности, они с радостью воспользовались предоставленной им свободой. Мне показалось, что эти двое, с кем явилась сюда Джойсан в поисках меня, обладали очень близкой связью со своими конями — и, может быть, те в свою очередь воздействовали на кобылу, на которой ехала Джойсан. Потому что я узнал в ней породу, типичную для Норсдейла. И я даже не надеялся, что мои кони вернутся. Потому что в тот момент не знал, что теперь будет со мной. Я подошел к Джервону и Элис, поглаживавшим своих вспотевших, еще не преодолевших испуг коней бормотавшим слова ободрения. Мужчина посмотрел на меня.
— Элис права — нам лучше уехать. Даже кони чувствуют, что в этом месте, где царствует Тьма, нельзя оставаться долго.
Мы принесли седла, сумки и быстро собрались в сгущавшейся темноте. А затем, сидя на кобыле Джойсан, я поскакал по открытой равнине прочь от этого леса Всадников-Оборотней, прочь оттого места, где в последний раз была на воле Джойсан. Я не хотел уезжать, но должен был. Если бы только я имел хоть какой-нибудь ключ… Я натянул поводья, и, казалось, браслет на моем запястье вспыхнул вместе с прощальным проблеском света.
Хотя темнота и стала совсем непроглядной, Джервон, скакавший рядом со мной и указывавший путь лошадке с поклажей, не останавливался. А потом нас нагнала Элис, и так втроем мы скакали в один ряд в наступившей ночи. Внезапно обе их лошади заржали и перешли на рысь, а за ними — и моя кобыла. Мы приближались к ручью, глубоко прорезавшему поверхность долины и представлявшему из себя узкий поток воды, бежавшей по тесному руслу. Однако в овраге этом вполне можно было найти укрытие и защиту. Когда мы разбили здесь лагерь, наступила уже абсолютная темнота. Я согласился на это, не имея больше надежды… и не зная, что мне делать потом.