Я, должно быть, рассказал это, потому что Элис попросила меня повторить все, что я мог вспомнить.
— Это настоящее видение. Конечно, это настоящее видение.
Видение! Я покачал головой, пытаясь поверить, что это было не просто видение, вызванное желанием. Но снова я решил быть последовательным. Я опустился на землю и обхватил голову руками, затем перевернулся и прижал запястье с браслетом ко лбу. Закрыл глаза и попытался изо всех сил, сжав в кулаке всю свою волю, дотянуться до Джойсан… прикоснуться… увидеть… Но только в этот раз ответа не пришло — ничего, кроме луны надо мной и темной земли снизу.
На плечо легла рука. Я попытался стряхнуть ее, но не смог.
— Пусть так и будет! — властно произнесла Элис. — Здесь не все ворота могут открыться. Оставь попытки, я не думаю, что ты — полный идиот!
В самом ли деле я что-то ощущал в тот момент — едва уловимое чувство от прикосновения в своих неистовых поисках к чему-то, что никто не имеет права тревожить, кроме дураков? Не могу точно сказать… хотя и вздрогнул, словно уже наступила зима, и холодный ветер пронизывал меня в этом темном овраге. Я опустил руку и уставился в ночную тьму, понимая, что утратил свой шанс и ничем не помогу Джойсан, если буду продолжать, как подчеркнула Элис, валять дурака.
Наверное, меня никогда раньше таким образом не убеждали… если забыть тот случай, когда я отправился в Пустыню по следам Роджера. Волнение подгоняло меня в течение двух последующих дней. Если бы я путешествовал один, то скорее всего ехал бы без еды и сна… пока не свалился бы из седла в полуобморочном состоянии. Мне все казалось, что те горы, к которым мы скакали, не приближаются ни на шаг. И меня не покидал страх, что мы выбрали ложное направление, скачем вовсе не к месту пребывания Джойсан.
И не этот ли неотступный страх постоянно возвращался ко мне во снах? Никогда больше в своих грезах я не возвращался туда, где покоился человек-грифон. В основном в сновидениях присутствовали люди, чьих лиц я не мог четко разглядеть, чьи бормотания я не понимал, хотя сознавал, что вроде бы должен их и видеть и слышать. После таких снов я просыпался совсем без сил, словно бежал целый день, и весь в поту.
Я не рассказывал своим спутникам об этих видениях. Да и вообще мы мало разговаривали. По-прежнему пытаясь высвободить свой разум от темных мыслей, я заставлял себя следить за ними обоими. Я не спрашивал их о прошлом, хотя меня интересовали такие вопросы.
Элис была Мудрой Женщиной, и сверх того — поскольку она носила кольчугу воина и обращалась с мечом с легкостью, знакомой любому, кто в течение многих лет упражняется с подобным оружием. Поэтому она представляла для меня полную загадку — ибо она сочетала в себе дарования Мудрых Женщин и владение боевым искусством — ни о чем подобном я никогда еще не слыхивал.
Судя по ее внешнему облику она была родом не из Долин; и, возможно, поэтому ее способности производили еще более сильное впечатление. Тем не менее ее связь с Джервоном была очень близкой и естественной — для них обоих. Джервон, хотя и происходил по всей видимости из знатного рода Долин, не имел ни малейшего признака родства с Прежними… Да я и не верил, что он — из тех, кто помечен тем же проклятием, что и я сам. Они путешествовали вместе, почти не обмениваясь словами, но я все больше и больше думал, что связь между ними настолько сильна, что порою казалось, будто они могут читать мысли друг друга.
Но Джервон интересовал меня больше. Все жители Долин признавали Мудрых Женщин — до известной степени. Они развивали подобные способности у людей нашего народа, занимаясь с ними в качестве наставников. В раннем возрасте девочка с таким дарованием отдавалась в обучение в основном собирательницам трав и в меньшей степени — к обладающим силами Могущества. На этом ее детство заканчивалось и все ее связи с родней полностью обрывались, даже с родителями. Она не выходила замуж, не имела детей, пока в свою очередь не брала к себе ученицы. Познания составляли всю жизнь Мудрой Женщины.
Искусство Мудрых Женщин состояло во врачевании и успокоении. Они не были воинами, не говорили о сражениях, в то время как Элис вспоминала о стычках и необходимости быть постоянно бдительным, спрашивала меня, как проходит подготовка вооруженных сил Имгри. У ней было две сущности — и каждая противостояла другой. Как такое могло случиться?
И кроме того, как смог Джервон, у которого отсутствовал даже малейший признак наличия каких-либо способностей, с такой безраздельной верой принять ее, не испытывая чувства отвращения, которое воспитывалось во всех людях Долин, осторожности, потаенного страха перед неведомым, возникающим от постоянных мыслей, что живем мы на земле, которая на самом деле не является нашей?
Этот их союз — я мысленно постоянно возвращался к ним — по стандартам Долин никак нельзя было объяснить. Джервон не был ни слугой, ни охранником, это я понял уже в самом начале нашего бесконечного путешествия на запад. Они держались между собой как равный с равным, несмотря на все свои отличия. Мог ли кто-нибудь взять двух таких вот совершенно отличных людей — как два разных металла — и выковать из их соединения нечто третье, более крепкое, чем из каждого по отдельности?
Джервон принимал Элис такой, какой она была. А мог ли кто-нибудь так принять и меня?
Они оба говорили о Джойсан, но не для того, чтобы еще больше извести мою душу, но словно делясь возникшим между ними тремя чувством товарищества. Пришло время (я и в самом деле должен был раскрыть перед ними кипевшую во мне борьбу) нарушить это затянувшееся молчание, в котором мы до сих пор скакали.
— Ей хотелось большего, — внезапно произнесла Элис.
Сначала во мне вспыхнул гнев, сменившийся затем вмешательством. Большего, но чего? Земли? Наследства? Для нас обоих все это закончилось с наступлением войны. Я дал ей полную свободу — и не просил сохранять данное мне обещание. Так что же это «большее»?
Если женщина-воин и в самом деле хотела помочь мне разобраться в путанице мыслей, то она должна была понять, что я принимал Джойсан как что-то хотя и дорогое, но меня не затрагивающее, что я не мог привязать ее к себе. Будучи самим собой, я не требовал ничего от других. Не все ведь так принимают других, как она… как Джервон…
— Люди боятся всего нематериального, они верят только своим глазам, — продолжила Элис. — Джойсан рассказывала мне о твоем наследии, о твоих мыслях по поводу своих отличий как о чем-то ужасном, от чего нельзя убежать. Но разве ты не сталкивался уже с этим лицом к лицу… и не одерживал верх?
— Я не одержал тогда победу, Леди! — яростно возразил и в ответ. — Там были мои враги… враги, которые схватили мою леди, чтобы подчинить своей воле. И я был не один. Откуда-то пришло еще одно Могущество, и оно управляло моими действиями — как воин рубит мечом. Стоит ли меня расхваливать? Ибо я — то, что я есть. Я лишь дверь…
Во мне вспыхнуло воспоминание. Кем… чем… был я в тот момент, когда то Могущество, о котором я до сих пор не упоминал, было направлено против Роджера и моей матери? Тогда я не был Керованом, но кем-то другим… другим, великим, более сильным, целостностным, кем никогда прежде не был, и кем никогда и не смогу снова стать — я понял это, когда тот, другой, безвозвратно ушел.
— Не будь так поспешен в суждениях, — сказала Эллис. — Часто бывает так, что способности таятся до поры до времени внутри человека, пока случай — или необходимость — не пробудят их к действию. Ты думаешь главным образом о самом себе и, — в ее голосе зазвучала нотка, которая заставила мои щеки залиться краской, а с губ ее готова была сорваться резкая отповедь, но тем не менее я не перебил ее, — возможно, ты полагаешь, что подобные мысли служат тебе защитой, оберегают тебя для совершения того, для чего ты был рожден. Но нельзя до самого конца противиться своей судьбе.
Я ничего не мог ответить на это, понимая, что заговори я сейчас о том, что считаю правильным, она снова скажет, что я ищу оправданий против обвинений, которые она только что бросила мне в лицо. Не думаю, чтобы кто-то из них нравился мне больше (потому что был убежден, что они, быть может, видят во мне не чудовище из Долин, но кого-то, настолько слабого духом, кто не заслуживает такого отношения со стороны Джойсан). Возможно, меня бы и обрадовало такое заключение, чтобы отыскать еще один предлог покинуть их, когда будет спасена моя леди. Но только это произвело противоположный эффект на меня: теперь я решил доказать, что и я могу принимать других не хуже Джервона. Хотя раньше все эта можно было отнести только к Джойсан.