Иван Кузьмин высок, но широк и костист в плечах. Ходит он немного наклоняясь вперед, сутуля спину, отчего руки его кажутся длинными, неловкими. На его мальчишески круглом лице — большие, рыжеватые, с подпалинкой усы. Ему советовали сбрить их, чтоб они не старили лицо его, но Кузьмин всем отвечал одно и то же:
— У меня отец казаком был, а какой казак без усов?
Разумеется, как тут не пожать плечами. Ну, какой он такой казак! Ведет себя тихо, спокойно, ни во что не вмешивается, делает все, что поручают, и смущается, когда начинают разговор о женщинах. Обычно в сторону отходит, но однажды подскочил к рассказчику, который, смеясь, заканчивал с похабной ноткой «всамделишнюю» историю о знакомой женщине, ткнул кулаком в грудь, хрипло выкрикнул:
— Сволочь, разве можно так!
Обидчик было задрался, но его удержали. Потом он извинялся, в гости приглашал, но Кузьмин не пошел.
А когда лесной склад перевели в степь, он принес три молодых дубка и посадил их под окном конторы. Дубки принялись быстро, и к ним привыкли, перед каждым нарядом, который проходил тут же, у конторы, любовались ими. От людей не ускользало даже рождение клейких, остреньких листьев из набрякших сочных почек.
В конце мая наступила жара. Но дубки не погибли: их поливали, окапывали, собирались огородить, но начальник склада только усмехнулся: еще не весь лесной склад забором обнесли, а тут штакетник подавай для баловства.
В один из таких жарких дней привез шофер новые запчасти для электропил. Полчаса ждал Короткова, рассердился, машину подкатил к самым окнам конторы и свалил свой тяжелый груз.
Первым беду заметил Федор Мельник. Бросился к конторе, раскидал запчасти: откуда только сила нашлась. Но дубки спасти не удалось, хотя аккуратно срезали поломанные ветви, вбили колышки, привязали к ним надтреснутые стволы. Дубки начали чахнуть, листья сжухлись, ветки опали и зябко поникли.
Все пожалели, что случилась с дубками такая беда, даже Коротков признался: была бы изгородь — деревца сохранились бы. Лишь один человек ничего не высказал: ни жалости, ни вздоха. Он сам вырубил ссохшиеся дубки, бросил в костер, который разожгли мальчишки в овраге, и никогда больше не упоминал о деревцах, будто не он их принес, не он посадил, не он больше всех остальных ухаживал за ними. Этим человеком был Иван Кузьмин.
3
Ольга Краснова, красивая, крепкая девушка, была бойка и остра на язычок. За короткое время работы на лесном складе в должности секретаря-машинистки она сыскала себе славу беспечной девушки, хотя никогда не видели, чтоб она с кем-нибудь из мужчин гуляла. И было непонятно, почему о ней говорили только плохое.
Потом неожиданно прокатился слушок: в Ольгу Краснову влюбился Кузьмин. Никто, разумеется, не поверил, но слушок обрастал и фактами: при виде Ольги Кузьмин терялся, краснел, все чаще заходил в контору, в которой раньше совсем не любил бывать; и Ольга охотно с ним разговаривала, а однажды — это уже все видели — прошлась с ним под руку от ворот склада до крыльца конторы.
И все же в такую странную любовь не верили. Говорили даже вслух при самом Кузьмине:
— Помучает да бросит. Знаем мы таких, красивых...
Так оно почти и вышло. Ольгу часто видели с Коротковым, и не только в конторе и на территории склада, а в поселке на тихой окраинной улице.
Кузьмин помрачнел, ходил молчаливый, злой. Вместе с ним работал в эти дни Федор Мельник. Когда у него спрашивали: «Ну, как он там?» — он отвечал, вздыхая: «Переживает... трудно ему...»
— А как? — интересовались дальше. — Поподробнее расскажи.
— Подите да сами узнайте, — сердился Федор, но потом признавался по секрету, что Кузьмин по-прежнему считает Ольгу чистой, справедливой и честной девушкой.
Федора слушали, пожимали плечами:
— Он что, не видит... слепой, что ли?..
— Отстаньте... Поживем — увидим.
А Ольга по-прежнему была веселой и много шутила. Она все время была на людях, никто не видел ее одну. Кузьмин — тоже. И он чувствовал, что Ольга боится одиночества, и это было то, что не чувствовали остальные.
Как-то в обеденный перерыв он зашел в лесопилку попить. Бак с водой стоял в дальнем темном углу у разнарядки. Кузьмин взял кружку, наклонился над краном и, заглянув в приоткрытую дверь разнарядки, увидел Ольгу. Ему показалось, что она не случайно зашла сюда, и он, забыв закрыть кран, шагнул ей навстречу.
— Пить хочу, — тихо сказала Ольга, увидев его.
Кузьмин налил в кружку воды, плотно закрыл кран. Вернулся в разнарядку. Ольга сделала несколько жадных, судорожных глотков и, не поднимая головы, прошла мимо Кузьмина. Он не остановил ее, не оглянулся. Он слышал, как жалобно скрипят под ее ногами половицы. Скрип стал глуше — он оглянулся. Ольга стояла и внимательно смотрела на него. Кузьмин, будто не решаясь, медленно направился к ней. Она не уходила, ждала. Он, подойдя вплотную, хрипло сказал: