— Радуйся, что легко отделался.
Куда идти? Как дальше жить? И решил к отцу съездить. Его спросить. Давно уж писем не было, да и письмам не верил. Путь оказался далеким — пришлось до самой таежной Сибири добираться. Всякого в пути перевидал, ожесточился. Думал: возле отца душой размягчеет... Не получилось. Только тяжелее стало. Одно лишь вынес из разговора с хворым отцом, — через каждое слово кашлял, багровел лицом, — живи, сынок, тихо, спокойно, никому не перечь. И вдруг как-то странно улыбнулся, напомнил о том, как принял Ванюша изуродованную березу за диковинное чудовище. Тут Ивану стало ясно: прощай, отец, прощай...
После долгих мытарств, о которых лучше и не вспоминать, прибило его сюда, в шахтерский поселок. Приглянулся он ему: тихий, спокойный, и народ простой, откровенный. На лесной склад поступил. С Ольгой встретился, женился, свадьбу сыграл, комнату им дали: живи, радуйся...
И вот — Коротков, Шаров, шофер... Теперь как быть? Кто поверит ему, если что случится? А ведь плохое случится, обязательно случится. И кто будет виноват? Он, только он, потому что он сын... сын тюремщика... Нет выхода... А может, все-таки есть? Отказаться — и все. Пусть в покое оставят... Жить тихо, никому не мешать... А разве не жил, не старался жить тихо? Почему же такая напасть с ним приключилась? Или уж на роду написано мучиться весь век свой?
Эх, скорее бы дождаться завтрашнего утра...
13
Дом стоит в центре поселка. Так что до лесного склада идти три с половиной километра. Но у Ивана Кузьмина свой путь: мимо финских домиков, что за железнодорожным переездом в низине растянулись, мимо огородов и больших глубоких оврагов. Полкилометра сократить удается наверняка. А это — десять — пятнадцать минут, если не спешить. Мало кто знает этот путь, так что всегда один идет, пока на «нашенскую» не выйдет. Там уж обязательно кого-нибудь да встретит.
И сегодня встретил. Только сошел с узкой тропинки на обочину дороги — послышалось тарахтение: мотоцикл. Словно поджидал его начальник склада. Чуть вперед проехал, остановился. Подождал, когда Кузьмин вплотную подойдет, спросил:
— Ну, как спалось?
Ничего не ответил Иван, только шаг замедлил да голову ниже опустил.
— Садись, Ванюша, подкину.
— Ничего, дойду, — тихо буркнул.
— Да чего уж там, садись, — настойчивей прозвучал голос Короткова. И цепкими глазами взглянул на Ивана, к себе притянул.
— Ну, что же ты? — спросил начальник и поерзал на седле. — Так и опоздать можно.
«Не перечь начальству. Лучше будет, если уступишь просьбе его».
И на всякий случай назад оглянулся: так и есть, кто-то из рабочих идет. Не присмотревшись, шагнул к мотоциклу.
— Сильнее держись, — предупредил Коротков.
Догнали Нургалеева, потом Петрякова с Максимовым, впереди заприметил Федора. Идет размашистой походкой по середине дороги, руками, как веслами, загребает. Коротков просигналил — коротко, весело. Не оборачиваясь, перешел Федор на правую сторону. А Иван отвернул голову в левую.
Подъехали к конторе. За столом уже сидят — в домино режутся. На минуту игру прекратили. Наблюдали, как слезает с седла Иван, как ставит к стенке конторы мотоцикл начальник склада. Потом Коротков легко, в три прыжка, одолел высокие ступеньки, уже с крыльца поздоровался и скрылся в конторе. А Иван стоит и не знает, куда ему идти — к скамейкам или в сторону, за штабель. Потом решился: подошел к играющим и сделал вид, что за игрой наблюдает. И вдруг услышал сзади:
— Ишь ты, не теряется. Из молодых да ранний.
И тотчас стукнула костяшка по фанере, прибитой поверх стола. Иван ладони приложил к щекам, словно по ним ударили, отошел к крыльцу.
Подходили те, которых обгонял по дороге на своем мотоцикле Коротков, и тоже как-то по особому смотрели на уединившегося Ивана Кузьмина. Но никто не подходил, руку не жал. Один лишь Федор прямо с ходу сунул ладонь, стиснул пальцы Ивана, а потом хлопнул по плечу, засмеялся:
— Чего это начальничек-то сдобрился? Или чем угодил? План перевыполнил или как? Не подскажешь?
Промолчал Кузьмин.
— Ну-ну, шучу, — сказал Федор. — Видать, не с той ноги он встал... Или с Шаровым перепутал?
А Иван вдруг подумал: «Сказать ему, почему Коротков подвез. Поди, не поверит... А если поверит? Что тогда?»