– Да что вы, господин Калиостро, – снова попыталась оправдаться Мария.
– Джузеппе! – перебил ее Калиостро. – Я же просил вас называть меня по имени – Джузеппе. Или совсем попросту: Джузи. Так меня звала матушка… и гладила по голове… Вот так. – Он взял руку Марии и провел по своим волосам.
На лице Марии мелькнул неподдельный страх, она отдернула руку.
– Ваше сиятельство… – почти плача сказала она, – я и так в вашей власти… ни людей не побоялась, ни молвы. Живу с вами в одной гостинице. Зачем же вы мучаете меня? Мне теперь ни смерть не страшна, ни что другое.
Калиостро устремил на нее полный страсти пронзительный взгляд.
Она молча кивнула несколько раз, покорно поднялась потупив глаза и расстегнула пуговицу на платье. Его рука остановила ее движение.
– Я не тиран, сударыня, – произнес он над ее ухом. – Мне нужны чувства, а не покорность.
– Так сердцу не прикажешь, – вздохнула Мария. – Так… народ говорит.
– Глупость он говорит, ваш народ, – усмехнулся Калиостро. – Сердце такой же орган, как и иные… И подвластен приказу свыше. – Он постучал по своему лбу, потом взял руку Марии и прижал ее к груди.
Мария услышала, как забилось его сердце.
– Вот оно забилось часто-часто… А вот – реже… – Оглушительный ритм бьющегося сердца неожиданно замедлился.
Калиостро попятился, прижался к стене затылком, побледнел, испарина выступила на его лбу:
– А вот… и совсем остановилось… Ощущаете?
Наступила мертвая тишина. Мария испуганно молчала.
– Прикажете ему замереть навсегда? Или пустить? – спросил Калиостро.
– Христос с вами! – воскликнула Мария. – Пустите!
– Пускаю! – торжественно объявил Калиостро, и снова раздались громкие удары его сердца. Он медленно двинулся к Марии. – Как видите, человек хозяин всему, что в нем заключено.
– Мне так не суметь, – попыталась улыбнуться Мария.
– Сумеете, – властно произнес Калиостро, заглянув в ее глаза. – Вы чисты и доверчивы, сударыня. Ваше сердце еще не огрубело…
– Да, – кивнула Мария. – Но я не люблю вас, ваше сиятельство. Неужели вы этого не видите?
– Разумеется, вижу, – улыбнулся Калиостро. – Но мы в начале опыта… Золото из ртути возникает на десятый день, любовь из неприязни – на пятнадцатый… Мы с вами две недели в пути. Наступает критический момент!
Он сделал шаг в сторону и с силой ударил ногой по двери.
Маргадон, глядевший в замочную скважину, со страшным воплем отлетел от двери и схватился за лоб.
Калиостро заглянул в комнату к слугам и тихо сказал:
– Бездельники…
Жакоб и Маргадон испуганно и проворно схватили музыкальные инструменты: Жакоб – гитару, Маргадон – мандолину Зазвучала трогательная неаполитанская мелодия:
Это был стихийный набор итальянских слов, но Жакоб и Маргадон пели их с такой страстностью и отчаянием, что Мария невольно заслушалась…
– Что означает сия песня? – прошептала она.
Жакоб стал объяснять деловито и подробно:
– В этой народной песне поется о бедном рыбаке и влюбленной девушке. Каждое утро рыбак уходил в море, а бедная девушка ждала его на берегу. Но однажды в море разыгрался страшный шторм, и утлая лодка рыбака не вернулась в Неаполь…
На глазах Марии выступили слезы.
Жакоб продолжал:
– Всю ночь простояла бедная девушка на берегу а когда утром набежавшая волна вынесла на песок обломки лодки, – голос его дрогнул, – бедная девушка скинула с себя последнюю одежду и шагнула в бушующую стихию.
Музыка достигла кульминации.
Руки Калиостро потянулись к Марии.
Ее губы приблизились к его губам.
– И море расступилось перед нею, – воскликнул Маргадон. – И яркий свет озарил бездну… И бедная девушка узрела бедного юношу!..
Мария пошатнулась, закрыла глаза, Калиостро подхватил ее на руки и быстро понес через анфиладу комнат.
Двери распахивались перед ним, и только одна, последняя, дверь осталась закрытой, и когда Калиостро сильным ударом ноги распахнул ее, то замер на месте, потому что перед ним стоял промокший до нитки человек с виноватой улыбкой – Алексей Федяшев.
– Извините, сударь, здесь проживает господин Калиостро?
– Маргадон! – что есть силы закричал Калиостро. – Почему открыта дверь? Кто открыл дверь?
– Эскюз ми, магистр, – испуганно пробормотал Маргадон. – Варварская страна. Ключи дают, а замков нет.
– Ах, – совсем смутился Федяшев, – я, кажется, не вовремя?