– Или отсюда! – Рамкопф показал пальцем в противоположную сторону. – Мы заблудились, Феофил, неужели не понимаете? Надо искать обратную дорогу..
– Никогда! – Феофил побагровел от возмущения, и багровость его лица приятно контрастировала с белизной тумана. – Я не пропущу его в замок отца!
Тут они замерли, ибо до их слуха донесся отдаленный топот копыт и скрип колес.
– Там! – Феофил ткнул пальцем в одну сторону.
– А по-моему – там! – Рамкопф ткнул в другую.
Они некоторое время вертелись на месте, напряженно вглядываясь в плотную туманную пелену, затем стремительно поскакали прочь в противоположные стороны.
Через мгновение по мосту, на котором они только что находились, проехала бричка с пастором.
На покосившихся воротах висел родовой герб барона фон Мюнхгаузена. Обшарпанная стена, примыкавшая к воротам, была исписана многочисленными надписями, в том числе и не очень лицеприятными для барона. Некоторые надписи сопровождались иллюстрациями.
Бричка пастора остановилась напротив ворот. Пастор в нерешительности покрутил головой, ожидая встречи. Затем неторопливо ступил на землю, приблизился к воротам. Поискал ручку звонка. Увидел бронзовый набалдашник, привязанный за цепочку к большому колокольчику над воротами, потянул. Звона не последовало. Пастор рванул сильнее и тут же испуганно отскочил – колокольчик оторвался и грохнулся на землю.
Тотчас откуда-то сбоку появился пожилой человек в стоптанных башмаках со стремянкой. Это был слуга барона Томас.
– Ну, конечно, – пробормотал Томас, поднимая колокольчик с земли и разговаривая скорее с самим собой, чем с пастором. – Дергать мы все умеем. – Это было началом длинного монолога. – Висит ручка – чего не дернуть! А крюк новый вбить или кольцо заменить – нет! Этого не допросишься… И глупости всякие на стенах писать мы умеем. На это мы мастера… – Он влез на стремянку, повесил колокольчик на место, дернул за цепочку. – Ну вот, теперь нормально. Теперь будет звонить. – Томас спустился, взял стремянку и исчез так же неожиданно, как появился.
Подождав секунду, пастор вновь взялся за набалдашник и нерешительно потянул. На этот раз оторвалась веревка…
– Кто там? – спросил приятный голос из-за стены.
– Пастор Франц Мусс! – ответил гость.
– Прошу вас, господин пастор! – Ворота распахнулись, и перед пастором предстал Томас.
Они шли длинным мрачноватым коридором. Слева и справа взору пастора представали чучела разных животных.
– Послушай, – пастор покосился на Томаса, – твой хозяин и есть тот самый барон Мюнхгаузен?
– Тот самый, – кивнул Томас.
– А это, стало быть, его охотничьи трофеи? – поинтересовался пастор.
– Трофеи! – подтвердил Томас. – Господин барон пошел в лес на охоту и там встретился с этим медведем. Медведь бросился на него, а поскольку господин барон был без ружья…
– Почему без ружья?
– Я же говорю: он шел на охоту..
Пастор растерянно поглядел на Томаса:
– А… Ну-ну..
– И когда медведь бросился на него, – объяснял Томас, – господин барон схватил его за передние лапы и держал до тех пор, пока тот не умер.
– Отчего же он умер?
– От голода, – тяжело вздохнул Томас. – Медведь, как известно, питается зимой тем, что сосет свою лапу, а поскольку господин барон лишил его такой возможности…
– Понятно, – кивнул пастор и, оглядевшись по сторонам, спросил: – И ты в это веришь?
– Конечно, господин пастор, – удивился Томас и указал на чучело. – Да вы сами посмотрите, какой он худой!
Открылась дверь, бесшумно вошли трое музыкантов: виолончель, скрипка, кларнет. Деловито уселись на стульях, посмотрели на Томаса. Тот повернулся к пастору и спросил:
– Не возражаете?.. С дороги… Чуть-чуть, а?
– В каком смысле? – не понял пастор.
– Согреться, – пояснил Томас. – Душой… Чуть- чуть… До еды, а? Не возражаете?
– Не возражаю, – сказал пастор.
– Вам фугу, сонату или можно что-нибудь покрепче? – спросил один из музыкантов.
Пастор недоуменно пожал плечами.
– На ваш вкус, – пояснил Томас.
Музыкант понимающе кивнул головой, сделал знак своим коллегам – и полилась щемящая музыка.
Музыкантов неожиданно прервал бой стенных часов. Откуда-то сверху раздалось два выстрела. Пастор вздрогнул. Музыканты вопросительно посмотрели на Томаса, Томас – на музыкантов.
Среди причудливо развешанных гобеленов появилась красивая молодая женщина с приветливой улыбкой.