42
низацию регулярного судоходства' между Камчаткой, Охотском, Курильскими и Алеутскими островами.
Возвращаясь к мысли, высказанной еще в 1804 г. в письме к Крафту, и развивая ее, Лангсдорф указывал на важность приглашения на Камчатку агрономов, врачей, аптекарей, солеваров, гончаров, механиков, корабельных мастеров, плотников, столяров, кузнецов, слесарей, бондарей, матросов. «Может быть, среди людей, сосланных в Сибирь, найдутся такие, которые склонятся к осуществлению предложенных целей...», —размышлял путешественник.70 Несколько позднее он писал Крузенштерну о Камчатке: «Я знаю эту страну довольно хорошо, так как провел там девять месяцев, и уверен, что .правильным управлением можно сделать ее жителей счастливыми и сэкономить государству большие суммы... Состояние этого полуострова я принимаю близко к сердцу».71 Эта способность живо, с интересом откликаться на нужды окружавшего его населения, потребности страны, в которой он находился, развившаяся и укрепившаяся на Камчатке, стала одной из привлекательнейших черт внутреннего облика ученого.
21 октября Лангсдорф в письме Румянцеву рассказал о своем путешествии из Петропавловска в Иркутск,72 а 25-го отослал ему свою записку о Камчатке, прося представить ее императору.73
Через Красноярск и Томск Лангсдорф И декабря прибыл в Тобольск, где застал генерал-губернатора Сибири И. Б. Пестеля, отца будущего декабриста. «Пестель, — вспоминал впоследствии ученый, — встретил меня необычайно дружелюбно и с искренним участием и вниманием выслушал все мои замечания об отдаленных районах его губернии, особенно о Камчатке. Я принял его дружеское приглашение и остался в Тобольске дольше, чем предполагал».74 Прием, оказанный Лангсдорфу Пестелем, деятельность которого в Сибири получила в дальнейшем довольно мрачную известность, легко объяснить. Заняв пост генерал-губернатора в 1806 г., Пестель редко покидал Петербург и мало знал о положении дел в подвластном ему огромном крае. Заинтересовавшись рассказами Лангсдорфа о Камчатке и сибирских впечатлениях, он задержал путешественника у себя до 22 февраля 1808 г. В письмах из Тобольска Лангсдорф сообщал Румянцеву, что намеревается ехать в Москву через Екате¬
43
ринбург и Казань.75 Этот путь он объяснял своим интересом к минералогическим богатствам Урала и желанием познакомиться с учеными Казанского и Московского университетов. Путешественник упоминал также, что начал работать над проектом реформ на Камчатке.
8 марта Лангсдорф приехал в «удивительный город Москву», как замечал он в описании своего путешествия. Здесь он также нашел внимательных слушателей, которым увлеченно рассказывал о Камчатке и Сибири. Среди них были, например, попечитель Московского университета А. К. Разумовский и известный натуралист Г. Фишер фон Вальдгейм. Последний не без удивления упомянул в своем дневнике, что Лангсдорф привез в Москву камчатских собак.76 Через несколько дней ученый выехал в Петербург.
В ПЕТЕРБУРГСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
С того времени, как Лангсдорф отправился путешествовать с Резановым, ни в Петербурге, ни в Геттингене о нем долго не было никаких известий. Письмо Блумен- баху, написанное в феврале 1806 г. в Новоархангельске, ученый отправить не смог, и он возобновил свою переписку, лишь вернувшись из Русской Америки на Камчатку.
Между тем спутники Лангсдорфа по плаванию на «Надежде» начали беспокоиться о его судьбе. «Резанов якобы находится в Иркутске, но Лангсдорфа с ним нет»,— писал 29 января 1807 г. Горнер из Петербурга Крузенштерну, жившему тогда в Ревеле.1 В начале апреля того же года бывший астроном «Надежды» сообщал Крузенштерну о возвращении из русского посольства в Китае врача и зоолога М. Адамса. «О Лангсдорфе Адамс знает только то, что он, по слухам, утонул в Америке», — читаем мы в этом письме.2 В октябре-ноябре, судя по письмам Горнера, продолжавшего регулярно сообщать Крузенштерну о новостях, стало известно, что Лангсдорф писал с Камчатки и из Иркутска Румянцеву и Крафту. В это время в русской столице появился и Вольф, рассказавший о своих путешествиях с Лангсдорфом. Утром 16 ноября Крафт, встретивший Горнера, даже осведомился
44
у него, где остановился Лангсдорф, так как слышал, что тот как будто уже приехал в Петербург. В декабре, однако, новых сведений о путешественнике не было. «Неужели китайцы схватили его за уши?», — писал Горнер Крузенштерну, намекая на поездку их общего знакомого в пограничную с Китаем Кяхту.3
В начале 1808 г. в Академию дошло сообщение директора Российско-американской компании Б. Крамера о том, что Лангсдорф выехал из Иркутска с «шестнадцатью возами».4 Наконец 14 марта Горнер известил Крузенштерна, что в феврале Лангсдорф писал ему и Тилезиусу из Тобольска и что послезавтра он ожидает Лангсдорфа у себя.5