Оказавшись где-то на расстоянии одного-двух этажей под землёй, мы с Куруму вышли в помещение, схожее с тюрьмой: темень, едва освещаемая теми тусклыми лампами, что заботливо развесили комитетчики; пройдя лишь немного, кожа уже ощутила неприятную прохладу, пока мертвецки бледные тюремщики-комитетчики салютовали Кёе, радуясь его визиту. Куда ни глянь, всюду металл, гранит, цепи да верёвки – нет бы хоть коврик постелить хотя бы в коридоре. Перед входом попалась пустующая камера, где обнаружился топчан с тонким матрасом и изрядно прохудившейся подушкой, пока из удобств имелись лишь приколоченный к стенке маленький столик, схожий с выпирающим подоконником, на котором лежала опрокинутая на бок металлическая кружка, а также раковина и простенький туалет… это ещё, небось, люкс-класс, пока «номера похуже» только предстоит увидеть.
Пока наша группа продвигалась куда-то вперёд, до ушей стали доноситься стоны, рычание и чьи-то агрессивные выкрики. Злость и отчаяние не просто слышалась, а ощущалось со всех сторон. Местами попадались клетки, где сидели подавленные студенты, чей вид не просто удручал, а вгонял в полнейшее уныние. Наблюдая за всем, Куруму чуть не вцепилась мне в руку, с ужасом взирая на условия содержания жертв комитета общественной безопасности.
Хочется лишь посочувствовать сломленным узникам, с коими дисциплинарный успел вдоволь наиграться.
- Выпусти!
- Выпусти нас отсюда, тварь!
- Всё что я сделал – лишь немного наговорил про комитет! – один парнишка с обезумевшим видом чуть ли не повис на прутьях. – Неужели теперь и за такое карают?!
- Я всего лишь промедлил с оплатой и из-за этого ты, гнида позорная, решил меня запереть?! – вторил товарищ полубезумного пленника, вцепившись в решётку до состояния покрасневших рук, что уже начали медленно белеть. – Неужели и за это теперь наказывают, сволочь патлатая?!
Тем временем Кёя преспокойно шёл дальше, словно его ничего не заботило. Нет, он наслаждался тем, что при его появлении заключенные резко оживились, пока их брань звучала словно приятная для ушей мелодия. Если бы не его попытка выглядеть важным перед нами, уверен, Одзаки бы шагал сейчас с самой довольной и надменной улыбкой, которую только способен явить миру.
- Простите господин Одзаки! – суетливо отрапортовали бледные надзиратели, пока один из них протирал платочком лысую голову и слегка зашуганно косился то на узников, то на начальника. – Пока вы не явились, они вели себя тихо…
- Не стоит так волноваться, – отмахнулся лис. – Постояльцы наконец-то увидели новые лица, вот и малость перевозбудились – их можно понять…
- А-а-а-а-а! – заорал кто-то из ближайшей к йоко камеры, буквально стрелой срываясь в сторону двери. – Как ты мог по ошибке закинуть меня сюда, урод?! – его рука протиснулась наружу, быстро обращаясь в массивную когтистую лапищу. – Выпусти меня, паскуда-а-а-а!
Тут же Кёя сделал свой ход, дьявольски улыбнувшись. Он просунул руку в камеру, прикладывая её к груди заключённого, тут же начав поливать узника пламенем.
- А-а-а-а-а! – крик ярости перерос в вой боли и безысходности.
- Ты монстр низкого класса! – надменно произнёс кицунэ, обдавая бедолагу огнём. – Что ты можешь мне сделать?!
- А-а-а-а! – заключённый, хоть и с каждой секундой обгорал всё больше, но не перестал сопротивляться, словно стараясь на остатках сил зацепить обидчика. – Кё-ё-ё-ё-ёя!
Лапа попыталась зацепить главу комитета, но, к сожалению, огненный лис успел отпрыгнуть в сторону, стараясь не попадать под удар. Одзаки лишь одарил поджаренного парня презрительным взглядом, после чего поправил волосы, одежду и приосанился, подходя к еле живому бедолаге.
- Мы защитники мира в этой академии – священные хранители правосудия! – кто-то из тюремщиков спешно открыл камеру, куда Кёя зашел с улыбкой того, кто чисто по приколу давит насекомых. Йоко наступил на голову тихонько постанывающего парня, начав елозить по ней ботинком. – Любой, кто обернётся против нас, считается преступником, обернувшимся простив всей Академии Ёкай. И все тут знают, что это значит? Нет? Так я повторю – если кто-то решил нарушать законы академии или будет подрывать деятельность комитета общественной безопасности, то это значит, что я обязан очистить академию от преступников и швали во имя правосудия!
- Эй, «Мистер правосудие»! – я окликнул его, приковывая к себе повышенное внимание конвоиров, охранников и заключённых. – Может ты у нас и крутой «комиссар», только отстань уже от парня, а? – и указал подбородком на лежащего под подошвой заключённого, что кое-как умудрялся дышать и издавал какие-то тихие неясные звуки. – Ещё немного и этот парень умрёт! А ты же знаешь, что бывает с теми, кто убивает за такие мелочи и что конкретно вам может устроить семья пострадавшего вместе с директором академии?