Соратники Котовского подтвердили, что Зильберг за свои услуги брал деньги и вещи, награбленные бандой Котовского у помещиков и коммерсантов.
Обвинения против Зильберга поддерживал пристав Хаджи-Коли. Как кажется, Николай Михайлович был одним из немногих сравнительно честных российских полицейских. Нельзя сказать, что он не брал взяток. Тех, кто не брал взяток, в полиции Российской империи, а особенно на Юге России, просто не существовало. Они бы не смогли выжить как вид. Но Хаджи-Коли, по крайней мере, не брал взяток с уголовных и политических преступников и не фальсифицировал дела.
Зильберга судили вместе с его начальником, приставом Лемени-Македони. Дело рассматривала выездная сессия Одесской судебной палаты. На суде Котовский подробно рассказал все, что знал, о проделках бессарабской полиции и, в частности, о бывшем полицмейстере бароне Рейхарде, который присваивал себе многие краденные вещи, которые полиции удавалось найти. Впрочем, Рейхарда, переведенного на другую должность, к суду привлекать не стали.
Сохранился замечательный документ – кассационная жалоба Зильберга на приговор:
«…Я доказал бы фактами, что Хаджи-Коли не только старался раздуть в преступниках чувство злобы против меня непозволительными разоблачениями моих служебных действий против них, но и подкупал их…»
Зильберг утверждал, что Хаджи-Коли подкупил Анну Пушкареву, хозяйку конспиративной квартиры, дав ей швейную машину и пообещав еще 90 рублей, если она будет тверда в своем ложном оговоре. Подговорил якобы Хаджи-Коли и еще одну хозяйку конспиративной квартиры – Людмер, чтобы и она удостоверила знакомство Зильберга с Котовским в период деятельности его шайки. Зильберг, правда, не отрицал того, что часто встречался с Котовским, но утверждал, будто делал это только в интересах сыска с ведома и по распоряжению своего начальства – полицмейстера Рейхарда, губернатора Харузина и товарища прокурора Фрейнета.
Зильберг настаивал, что в день его ареста – 15 сентября 1908 года – Хаджи-Коли требовал от агента Пини Меламуда показать на следствии, что не Котовский, а Зильберг был главарем разбойничьей шайки и доставал бандитам оружие. Однако Меламуд на следствии лишь подтвердил, что поставщиком оружия Котовскому был Зильберг.
Конечно, Зильберг не был главарем шайки. Он лишь обеспечивал ей прикрытие, доставал оружие, а когда посчитал это выгодным, сдал Котовского с подельниками.
При обыске у Зильберга был найден ковер, принадлежавший помещику Крупенскому, подаренный шахом. Ковер тот у Крупенского реквизировал Котовский и передал Зильбергу за услуги.
Подобных доказательств в деле было с избытком. Вместе с Зильбергом судили помощника пристава Лемени-Македони и околоточного надзирателя Бабакиянца. Все они понесли заслуженное наказание, получив по 4 года каторги. А вот побег, ради которого Котовский начал этот процесс, не удался. Всех свидетелей слишком быстро отправили в их прежние тюрьмы. Во время же процесса в тюрьме поддерживались усиленные меры безопасности, и о побеге нечего было и думать.
Последний побег и последний арест
После процесса над Зильбергом Котовского этапировали в Смоленский централ, куда он прибыл 26 марта 1910 года. Этому предшествовал ультиматум, выдвинутый Котовским, он требовал, чтобы его отправили куда угодно, только не в Николаевский централ, иначе он взбунтует тюрьму, и администрации мало не покажется. Надзиратели же стали с Котовским чрезвычайно вежливы, обращались только по имени-отчеству и просили только, чтобы тюрьму он бунтовал не в их дежурство. В личном деле узника было особо отмечено: «Постоянно стремящийся к побегу». На этот раз бежать Котовский даже не пытался. Из Смоленска в декабре 1910 года его, наконец, отправили в Сибирь по железной дороге. Остановились на небольшой станции за Иркутском. Оттуда – пеший этап до печально знаменитого Александровского централа. Его узники, которых было более четырех тысяч, днем работали на ткацких станках либо ремесленничали. Из Александровского централа Котовского в феврале 1911 года отправили в Горный Зерентуй Нерчинского уезда Забайкальской губернии, где добывали полиметаллические руды. В Горном Зерентуе Котовского определили на Казаковские золотые прииски. Здесь каторжане добывали золотоносную руду. Но Григорий Иванович всегда умел производить самое благоприятное впечатление на тюремную администрацию. То ли сказывалось природное обаяние, то ли с воли подельники сумели прислать некоторую сумму денег, то ли каторжане сумели закосить часть добытого золота. В мае 1912 года Котовского направили на строительство Амурской железной дороги и назначили бригадиром. Котовский трудился усердно, о побеге не помышлял и удостоился похвалы от начальства. Подобная кротость и временная законопослушность «Атамана Ада» была вполне объяснима. Дело в том, что 21 февраля 1913 года в Российской империи отмечали 300-летие правления дома Романовых. По поводу юбилея царствующей династии была объявлена широкая амнистия, и Котовский надеялся попасть под нее. Но его преступление было сочтено слишком тяжким, и амнистия нашего героя не коснулась. Об этом печальном известии он узнал еще 19 февраля. И уже 27 февраля бежал с каторги. Очевидно, к тому моменту он успел накопить все необходимое для побега (деньги, запас, продовольствие, подложные документы), но ждал возможной амнистии. В своей советской автобиографии для солидности Котовский написал, что «при побеге убил двух конвоиров, охранявших шахту». В действительности Григорий Иванович не был столь кровожаден. При побеге он никого не убивал, да и в шахте в тот момент не работал.