После смерти Григория большевики взялись за его семью. Удалось спастись только старшей дочери Матрене, хотя и ее судьбу трудно назвать счастливой. Осенью 1917 года Матрена, «помня желание отца и Государыни», как говорила она на следствии, вышла замуж за поручика Б. Н. Соловьева. Брак оказался неудачным. «Боря меня стесняется, т. е. не меня, а моей фамилии, а вдруг что-нибудь скажут <…> недаром дорогой мой отец сказал: „Ну, Матрешка, ты у меня злосчастная“», – писала она в дневнике, полном женских обид, ревности и признаний в собственном неумении жить: «Боря заставляет меня заниматься хозяйством, мне это неприятно, больно». Потом случилась темная история с участием ее мужа в неудавшейся попытке освобождения Царской Семьи. В декабре 1919 года Матрену арестовали в Чите, ее допрашивал следователь Соколов, но вынужден был дочь Распутина освободить, ввиду того, что за нее вступилась любовница атамана Семенова. Единственное, что удалось Соколову – забрать дневники Матрены, частично им процитированные в своей книге, а ныне полностью опубликованные.
В этих искренних, простодушных записках Матрена предстает как любящая дочь, тоскующая о своем убиенном отце: «Сегодня служили панихиду с Варей о папе; плакали страшно. Я и Варя чувствовали, что папа во время панихиды был с нами»; «Мне как-то радостно, горько и обидно, хотя это грех, я сама сознаю, но ведь я же человек: почему нету моего папы. Зачем Ты, Господи, взял его от нас так рано? Мы остались как листья без дерева. Папа, милый папа, будь с нами в разговенье»; «Как счастлива, что я дома. Как здесь хорошо, каждая мелочь напоминает тятеньку дорогого <…> Хочу страшно идти к Мурашному, где тятеньке было видение. Какой он был хороший, милый, славный, добрый. Любил нас больше своей жизни, больше всех».
Вспоминала Матрена в дневнике и о Государе. Когда в сентябре 1918 года прошел слух о том, что Царской Семье удалось спастись, Матрена записала: «Мне кажется, что если они будут живы, т. е. Папа и Мама, тогда и я буду счастлива, ведь вся моя опора, вся моя надежда на них, я знаю, в трудную минуту они меня не оставят, а надеяться на мужа нельзя».
После окончания Гражданской войны Матрена с мужем и двумя маленькими дочерьми, родившимися в 1919 и 1920 годах и названными – как знать, возможно, в честь Великих Княжон – Татьяной и Марией, уехала в Европу, а потом перебралась в Америку. Работала укротительницей тигров, писала мемуары, судилась с Юсуповым и умерла в 1977 году в Калифорнии от сердечного приступа на восьмидесятом году жизни. У нее остались внуки, которые и по сей день проживают на Западе и своим родством с Rasputin'ым гордятся. Одна из внучек, Лоране, живет во Франции, часто бывает в России и недавно посетила село Покровское. От нее стали известны некоторые подробности жизни Марии Григорьевны.
«В 1926 году Борис Николаевич Соловьев умирает от туберкулеза. Положение вдовы с двумя детьми незавидное. Ресторан, ранее открытый супругом, обанкротился: в нем повадились обедать в долг бедные эмигранты. Однажды молодой женщине, танцовщице в кабаре, менеджер крупнейшего американского цирка предложил: войдешь в клетку со львами – возьму на работу. Перекрестившись – вошла. Так она стала укротительницей с именем „ Мария Распутина“ – громкое имя привлекало публику. Арену Матрена покинула, когда ее ранил белый медведь. Еще одно мистическое совпадение: в Юсуповском дворце сраженный выстрелом Григорий Распутин рухнул на шкуру белого медведя», – написал тюменский журналист Анатолий Меньшиков в «Российской газете».
В судьбе Лоране Ио-Соловьёфф есть одно характерное обстоятельство: «Когда-то она не знала не только о знаменитом предке – о русских корнях. Родные утаивали сей факт. Сама Лоране долго скрывала от друзей свою родословную. Фамилию прадеда объявила в день своего 60-летия».
Тем представителям распутинского рода, кто после революции остался в России, скрыть свою родословную не удалось, и, быть может, поэтому их жизнь оказалась много короче и потомков они не оставили. О второй дочери Григория, Варваре, ничего не известно, кроме того, что летом 1919 года по вызову матери она вернулась в Покровское из Владивостока, где была вместе с Матреной и ее мужем, и, по всей вероятности, вскоре умерла (Э. Радзинский пишет о том, что она скончалась после войны, но откуда эти сведения, неясно; тюменский журналист Анатолий Меньшиков сообщает о том, что Варвара, «по дошедшим до нас сведениям, умерла незамужней в 1925-м»). У вдовы Распутина Прасковьи Федоровны новые власти отняли дом и почти все ее имущество, после чего в конце 1920-х годов она, ее сын Дмитрий и невестка Феоктриса с маленькой дочкой были сосланы в Обдорск как спецпереселенцы строить Салехардский рыбоконсервный завод. Там они жили в бараке с товарищами по ссылке. В Обдорске и умерли: Прасковья Распутина от порока сердца 20 декабря 1933 года. Дмитрий Григорьевич Распутин, которого некогда отец сравнивал с Исааком, а себя с Авраамом и умолял власти не забирать единственного наследника и кормильца на войну, умер на четыре дня раньше – 16 декабря 1933 года от дизентерии.
И если эта дата верна, то мы снова сталкиваемся с мистикой чисел. Жена Дмитрия Григорьевича Феоктриса скончалась в комбинатском бараке в сентябре 1933 года от туберкулеза. Ей было 30 лет, спустя несколько дней умерла ее шестилетняя дочь, внучка Распутина Елизавета.
В 1930-е годы интерес к Распутину был уже не таким острым, но мученические смерти и сторонников Распутина, и его противников продолжались. Они не были теперь напрямую связаны с личностью тобольского крестьянина и причастностью к его судьбе. В 1937—1938 годах встретили смерть и считавшиеся до революции «распутинцами» епископы Алексий (Кузнецов) и Серафим (Чичагов) и выступавшие против него отец Роман Медведь, митрополит Трифон (Туркестанов), епископ Андрей Уфимский (князь Ухтомский) и московский генерал-губернатор В. Ф. Джунковский.
Сторонники Распутина часто ставят в вину Джунковскому его сотрудничество с ЧК. Такой эпизод в его жизни действительно был, хотя, судя по всему, это касалось в большей степени технической стороны дела: Джунковский привлекался в качестве консультанта в связи с разработкой паспортной системы. Но что было, то было. Вместе с тем существуют и другие свидетельства об этом человеке. В первые послереволюционные годы Джунковского несколько раз бросали в тюрьму.
«Он рассказывал мне, что во время первого его пребывания в тюрьме до суда его часто уводили на расстрел, а потом вновь возвращали в камеру, – вспоминала М. В. Сабашникова, неплохо Джунковского знавшая. – Эта процедура была самым тяжелым из его переживаний. „Этого не могут выдержать никакие нервы“, – говорил он. И все же перед судом он предстал совершенно спокойным».
На этом суде Сабашникова присутствовала.
«Между прочим обвиняемого спросили, действительно ли он был противником Распутина, как это следовало из писем царицы. <…> „Да, это так“. – „Почему вы были против него?“ – „Потому что его роль вредила престижу моего государя“. – „Значит, вы хотели поддерживать царскую власть?“ – „Ну, разумеется! Я был бы низким, подлым человеком, если бы, служа ему, не хотел бы помогать!“»
Джунковского приговорили к смертной казни, потом приговор заменили пожизненным заключением, еще позднее благодаря хлопотам влиятельных друзей бывшего московского генерал-губернатора – артистов МХТ – освободили. После этого Джунковский, зарабатывая на жизнь, давал частные уроки французского языка и писал мемуары. Объем информации, в них представленный, количество упомянутых лиц, приведенных документов, фактов делают их совершенно уникальной книгой. Опубликованные в 1997 году два тома охватывают период с 1905 по 1915 год. Публикаторы «Воспоминаний» пишут о том, что Джунковский намеревался издать их в 1920-е годы в издательстве Сабашниковых, но с трудом верится, что такое было возможно. В высшей степени монархические по слогу, написанные так верноподданно, как не писали и в эмиграции, эти «Воспоминания» могли стать только причиной нового ареста. Это и произошло. В 1930-е годы, уже после того как Джунковский передал свои мемуары в Литературный музей В. Д. Бонч-Бруевичу, его арестовали снова. На сей раз вступаться за «масона» никто не стал. О его последних днях оставил свидетельство литературный критик Р. В. Иванов-Разумник, оказавшийся с Джунковским в одной камере.