А дальше, как пишет Радзинский, «показания Ломана подтверждает и… сам Распутин. Сохранилась телеграмма, посланная мужиком царю в 1906 году: "Царь-батюшка, приехав в сей город из Сибири, я желал бы поднести тебе икону Святого Праведника Симеона Верхотурского Чудотворца… с верой, что Святой Угодник будет хранить тебя во все дни живота твоего и споспешествует тебе в служении твоем на пользу и радость твоих верноподданных сынов". Эту телеграмму, так отличавшуюся от бессвязных посланий, которыми Распутин будет засыпать "царей", видимо, помогла написать мужику преданная генеральша.
И царь… принял мужика после его телеграммы!»
Все это выглядит, спору нет, эффектно, но факты говорят о том, что на самом деле в 1906 году царь встречался с мужиком несколькими месяцами ранее и безо всяких писем и телеграмм, «…вечером были на Сергиевке и видели Григория!» – записал Николай в дневнике 18 июля 1906 года, сопроводив эту запись восклицательным знаком.
И только осенняя встреча действительно случилась в связи с привезенным из Верхотурья образом, но встречался Государь с Распутиным как с хорошо знакомым ему человеком, и верить в спонтанность этого приема столько же оснований, сколько и в радушный прием епископом Сергием Финляндским христолюбивого мужичка-странника в поношенном армяке прямо с улицы.
«13-го октября. Пятница… В 6 1/4 к нам приехал Григорий, он привез икону Св. Симеона Верхотурского, видел детей и поговорил с ними до 7 1/2. Обедал Орлов».
Через три дня Николай писал Столыпину: «Несколько дней назад я принял крестьянина из Тобольской губернии… который принес мне икону Святого Симеона Верхотурского… Он произвел на Ее Величество и на меня замечательно сильное впечатление… и вместо пяти минут разговор с ним длился более часа. Он в скором времени уезжает на родину. У него есть сильное желание повидать Вас и благословить Вашу больную дочь иконой. Я очень надеюсь, что Вы найдете минутку принять его на этой неделе. Адрес его следующий: СПб., 2-я Рождественская, 4. Живет у священника Ярослава Медведя».
«Помню, что покойный Столыпин вызывал Распутина к своей больной дочери, которая пострадала после взрыва…» – показывала Вырубова на следствии, а в мемуарах писала: «Ее Величество… рассказывала о том, как Столыпин позвал его к себе домой после взрыва в его доме – помолиться над его больной дочерью».
Более вероятным следует все же признать то, что не Столыпин призвал Распутина, а сибирский странник сам вызвался попасть в его дом, да и следующий после Столыпина премьер-министр Коковцов в воспоминаниях «Из моего прошлого» не случайно написал о том, что «когда на Аптекарском Острове, 12-го августа 1906 года, произошел взрыв и ранены были дети Столыпина, – вскоре по перевезении их в больницу Кальмейера явился Распутин и попросил разрешения посмотреть больных и помолиться над ними. Уходя из больницы, он сказал окружающим: "Ничего, все будет хорошо". Был ли он позван кем-либо из близких Столыпину, или пришел сам – я этого не знаю и утверждать чего-либо не могу».
Позднее Столыпин окажется в числе гонителей Распутина и не признает факта их знакомства, а Николай и Александра меж тем раз от раза принимали Распутина все теплее.
«9 декабря… Обедали Милица и Стана. Весь вечер они рассказывали нам о Григории», – писал Николай в дневнике в конце 1906 года.
«6-го апреля. Пятница… После чая пошли на другую сторону наверх и там имели радость повидать и поговорить с Григорием!» – отметил он в следующем, 1907 году.
В это же время царь удовлетворяет просьбу Распутина переменить его фамилию на Распутин-Новый[3]. Различных толкований, почему крестьянин решил сменить фамилию и выбрал именно такую, существует довольно много. Самое распространенное из них приводится в книге Илиодора «Святой черт», со страниц которой Распутин якобы говорит: «Ты хочешь знать, как у меня явилась новая фамилия Новый? Слушай! Когда я однажды поднимался во дворец по лестнице, в это время цари, дожидаясь меня, сидели в столовой. Государыня держала наследника, тогда еще не говорившего ни слова. Как только я показался в дверях, то наследник захлопал ручонками и залепетал: „Новый, Новый, Новый!“ Это были первые его слова».