Это можно было бы считать обыкновенной легендой, но существует свидетельство Великого Князя Константина Константиновича Романова, к Распутину никоим образом не относящееся, но косвенно подтверждающее справедливость этой версии. «13 августа 1906 тот. — всех нас позвали пить чай к Их Величествам. Туда в столовую пришли их четыре дочки и тоже – к великой радости наших детей – и двухлетний цесаревич. Обойдя кругом чайный стол и со всеми поздоровавшись, он взобрался на колени к матери; подле нее сидел Игорь (сын К. Р.) и маленький наследник охотно перешел к нему на колени, называя его как незнакомого «Новый»».
Точно так же мог Цесаревич обратиться и к опытному страннику из Покровского, но в любом случае важно отметить, что идея сменить фамилию принадлежала, во-первых, самому Распутину, а во-вторых, делал он это по какой угодно причине, но только не потому, что прежняя плохо звучала и бросала тень на его моральный облик.
В архиве хранится его прошение на высочайшее имя, датированное 15 декабря 1906 года: «Проживая в селе Покровском я ношу фамилию Распутина в то время как и многие односельчане носят ту же фамилию отчего могут возникнуть всевозможные недоразумения. Припадаю к стопам Вашего Императорского Величества прошу: дабы повелено было дать и моему потомству именоваться по фамилии "Распутин-Новый".
Вашего Императорского Величества верноподданный Григорий».
Если бы Распутина смущал «Распутин», он просто заменил бы одну фамилию на другую, а не стал прибавлять к прежней слово «Новый».
22 декабря 1906 года последовало удовлетворение ходатайства крестьянина Григория Распутина о разрешении впредь именоваться «Распутиным-Новым»[4].
Начиная с 1907 года его стали чаще видеть во дворце.
Вот запись воспоминаний родной сестры Николая II Великой княгини Ольги Александровны, сделанная канадским журналистом Йеном Ворресом:
«Ольге Александровне отчетливо запомнился тот осенний день 1907 года, когда она впервые встретила Распутина в царскосельском Александровском дворце. В то время Великая княгиня жила в Санкт-Петербурге, но раза два или три в неделю, иногда чаще, ездила в Царское Село. В тот день ей предложили остаться на обед. Других гостей не было. По окончании трапезы Император сказал сестре: "Пойдем со мной, я познакомлю тебя с русским крестьянином, хорошо?"
Она последовала за Государем и Императрицей и по лестнице поднялась на детскую половину. Няни укладывали в постель четверых Великих княжон и их маленького брата, надевших белые ночные пижамки. Посередине комнаты стоял Распутин.
– Когда я его увидела, то почувствовала излучаемые им ласку и тепло. По-моему, дети его любили. В его обществе они чувствовали себя совершенно непринужденно. Помню их смех при виде маленького Алексея, который скакал по комнате, воображая, что он зайчик. Неожиданно для всех Распутин поймал ребенка за руку и повел его к нему в спальню. За ними последовали и мы с Ники и Алики. Наступила тишина, словно мы оказались в церкви.
Света в спальне Алексея не было, горели лишь свечи перед чудными иконами. Ребенок стоял, не шевелясь, рядом с рослым крестьянином, склонившим голову. Я поняла, что он молится.
Картина произвела на меня сильное впечатление. Я поняла также, что мой маленький племянник молится вместе с ним. Я не могу всего объяснить, но я была уверена, что этот человек совершенно искренен.
После того, как детей уложили в постель, Император, Государыня и Великая княгиня вернулись в лиловую гостиную на первом этаже. К ним подошел и Распутин. Произошел какой-то разговор.
– Мне стало понятно, что Ники и Алики надеются на то, что я почувствую расположение к Распутину. Конечно же, я была под впечатлением сцены в детской Алексея и видела искреннюю набожность сибирского крестьянина. Но, к сожалению, не смогла заставить себя отнестись к нему с симпатией, – призналась Ольга Александровна».
К этим несколько елейным, несмотря на последние строки, воспоминаниям Ольги Александровны надо также относиться с осторожностью. Они записывались Йеном Ворресом много лет спустя, и тенденциозность их и стремление «обелить» Царскую Семью в противовес той грязи, которая на Романовых в связи с Распутиным лилась, очевидна.
В мемуарах протопресвитера Г. И. Шавельского приводится иной по тону разговор с Ольгой Александровной, относящийся к 1914 году.
«Великая княгиня Ольга Александровна среди всех особ императорской фамилии отличалась необыкновенной простотой, доступностью, демократичностью. В своем имении Воронежской губ. она совсем опрашивалась: ходила по деревенским избам, нянчила крестьянских детей и пр. В Петербурге она часто ходила пешком, ездила на простых извозчиках, причем очень любила беседовать с последними. Еще в 1905 г., в Манчжурии, ген. А. Н. Куропаткин, знавший ее простоту и демократический вкус, шутливо отзывался, что она "с краснинкой". В конце 1913 г. я был приглашен ею в члены возглавлявшегося ею комитета по постройке храма-памятника в Мукдене. У нас сразу установились простые, сердечные отношения. Вот я и решил серьезно поговорить с нею по распутинскому делу.