Русская глубинная жизнь с течением времени менялась в лучшую сторону, но эти странники, старцы дошли, добрели по глухим и пыльным российским дорогам до начала XX века. К этому времени за ними уже тянулась осмысленная историческая традиция, над ними уже витал нимб древней святости. Пожалуй, больше нигде, кроме как в России, старина так прочно не противостояла новизне. И это было не только в народных «низах», но и в какой-то мере в «верхах» общества тоже.
К концу XIX — началу XX века тяга к старине в некоторых придворных кругах даже, пожалуй, усилилась. Причин этому было немало… В аристократических сферах росла тревога перед неизвестным будущим, порождавшая тоску по уходившей в небытие «русской самобытности», тягу к историческим «отцовским» и «дедовским» истокам, традициям дедов и прадедов. Казалось, там — соки, питавшие и еще способные питать державную мощь России.
В этом явлении несомненно было что-то духовно-надрывное, что-то патологическое, но и что-то совестливое, задушевное…
«Для смиренной души русского простолюдина, — писал Ф. М. Достоевский, — измученной трудом и горем, а главное — всегдашнею несправедливостью и всегдашним грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения, как обрести святыню, или святого, пасть перед ним и помолиться ему: если у нас грех, неправда и искушение, то все равно, есть на земле там-то, где-то, святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало быть, когда-нибудь и к нам перейдут и воцариться по всей земле, как обещано…»
«Посетив впервые Николаевский мужской монастырь и вернувшись в село, Распутин пробыл там недолго, через месяц отправился в новое странствие. И путь его снова лежал в сторону Верхотурья. В 12 верстах от уездного центра, в так называемых Пермских лесах, жил схимник, отец Макарий, у которого Григорий провел большую часть своего нового — более чем трехмесячного — паломничества и которого всю жизнь почитал своим единственным наставником.
Скит Макария находился в самой глубине леса, и путь к нему был не близок. В убогой избе могли поместиться всего несколько человек. Там провел старец почти всю свою сознательную жизнь, отрекшись от всего земного. Тяжелые вериги опутывали его немощное, высохшее тело. Но слабосильного старца эти цепи не тяготили. В его глазах светилась радость, на бледных впалых щеках играла улыбка, и в голосе, хотя он уже был слаб и тих, как легкое дуновение ветерка, чувствовалось много теплоты и внутренней силы.
Войдя в келью старца первый раз, Григорий пал на землю, целуя иссохшие руки святого Макария, закованные в железо. Потом он начал рассказывать ему о том, что его сюда привело, стараясь ничего не приукрашивать и не замалчивать. Он исповедовался во всей своей грешной жизни, в злых мыслях, низменных страстях, которые преследовали его постоянно даже во время покаяний в монастыре, говорил о своих слабостях и сомнениях, которые точили его душу, о внутреннем голосе, наказывающем посвятить себя служению Господу, и о том, что он тоскует по своей семье, по рано умершей матери и старику отцу. Подняв глаза, он увидел на лице Макария кроткую улыбку, полную понимания, и одновременно руки старца опустились на его голову.
— Возрадуйся, сын мой, — произнес тихим голосом Макарий, — ведь среди многих тысяч Господь выбрал тебя! Ты совершишь великие дела. Оставь жену свою и детей, дом свой и отца, оставь коней своих и иди в свет, странствуй! Ты услышишь голос земли и поймешь ее слова и только потом вернешься к людям и будешь нести им слова нашей святой земли и православной веры!
Затворившись по совету старца в лесной избушке, молодой послушник изнурял свое тело постом и долгими молитвами, рассчитывая таким образом закалить неокрепший дух. Макарий обучал Распутина грамоте, помогая понять Священное писание, и уводил в другой, духовный мир, так как был убежден, что Григорий полностью доверяет своему наставнику. В душевном порыве Распутин рассказал Макарию и о своем видении Богородицы.
— Бог избрал тебя для великих дел, — повторил свои слова Макарий и, осенив Григория крестным знамением, отправил его с паломничеством в Святую землю.
Перед расставанием молодой странник поведал, что виделась ему судьба схимника: что жить Макарию до глубокой старости, что чтить его будут лишь при жизни, а после смерти никто не бросит и горсти земли на его бренные останки.