«Единственный раз, когда мне удалось столкнуться с Распутиным и обозреть его на близком расстоянии, – вспоминал князь А.Д. Голицын, – имел место в поезде, в коридоре вагона первого класса, в котором я возвращался из Крыма в Харьков. Я вышел из своего купе и увидел странную фигуру, одетую необычайно для публики вагона первого класса, стоящую лицом к окну и созерцающую ландшафты, мелькающие перед ним. Одет он был в чёрную длиннополую косоворотку поверх шёлковой русской рубашки со стоячим воротником, конечно, без галстука. На ногах у него были высокие лакированные сапоги бутылками, а волосы, зачёсанные назад и, по-видимому, смазанные елеем, ниспадали на затылок, как у лиц духовного звания. Когда он повернулся в мою сторону, меня поразили его глаза. Стальной, острый взгляд его пронизал всё моё существо. У меня тотчас мелькнула мысль в голове: это, наверное, Распутин. Моё предположение подтвердилось»[19].
Вот ещё одно воспоминание очевидца:
«Распутин сидел в столовой, между двумя девушками, это были его дочери… Глаза… я физически помню это ощущение… глаза впились в меня. Стол был в цветах, напротив сидела молоденькая беленькая Муня – Мария Головина, фрейлина императрицы. Все время звонили и приезжали. Приезжали женщины. Муня бегала открывать дверь с усердием служанки. Потом он сказал ей: «Пиши». И стал говорить. Все было – о кротости, о душе. Я пыталась запомнить и потом, придя домой, даже записала, но это было уже не то. А тогда у всех зажглись глаза… это был неизъяснимый поток любви… Я опьянела»[20].
Феликс Юсупов-младший познакомился с Распутиным в 1909 году, когда обратился к «старцу» по довольно щепетильному делу: князь рассказал «знахарю» о своих гомосексуальных наклонностях. Григорий Ефимович за лечение взялся со знанием дела, проводя беседы и гипнотические сеансы. Не ограничившись только этим, он делал замысловатые пассы и даже укладывал пациента через порог.
Вспоминая о впечатлении, оказанном на него Распутиным во время одного из таких сеансов, Юсупов писал:
«…«Старец» уложил меня на канапе. Потом, проникновенно глядя мне в глаза, стал водить рукой по моей груди, голове, шее. Опустился на колени, положил руки мне на лоб и зашептал молитву. Наши лица были так близко, что я видел только его глаза. Он оставался так некоторое время. Вдруг вскочил и стал делать надо мной пассы.
Гипнотическая власть Распутина была огромна. Я чувствовал, как неведомая сила проникает в меня и разливает тепло по всему телу. В то же время наступило оцепененье. Я одеревенел. Хотел говорить, но язык не слушался. Потихоньку я погрузился в забытье, словно выпил сонного зелья. Только и видел пред собой горящий распутинский взгляд. Два фосфоресцирующих луча слились в огненное пятно, и пятно то близилось, то отдалялось. Я слышал голос «старца», но не мог разобрать слов.
Я лежал так, не в силах ни крикнуть, ни шевельнуться. Только мысль оставалась на воле, и я понимал, что исподволь оказываюсь во власти гипнотизера. И усилием воли я попытался гипнозу сопротивляться. Сила его, однако, росла, как бы окружая меня плотной оболочкой. Впечатленье неравной борьбы двух личностей. Все ж, понял я, до конца он меня не сломил. Двигаться, однако, я не мог, пока он сам не приказал мне встать»[21].
О «распутинском гипнотизёрстве» можно судить хотя бы по следующей записи в дневнике историка С. Мельгунова:
«Вчера проф. Яроцвий рассказывал о своей знакомой. Ей нужно было видеть Распутина. Позвонила по телефону и была принята. Распутин привел ее в спальню. «Ну, раздевайся». Ошарашенная, она вырывается из объятий старца. «Не хочешь? Так зачем же ты пришла? Не хочешь, не надо, но смотри, приходи в 10 час. веч.». Дама эта потом поехала обедать в ресторан с мужем и знакомым доктором. К 10 час. веч. она стала проявлять сильное беспокойство и, наконец, заявила, что поедет к Распутину. Никакие уговоры не действовали. Доктор ее загипнотизировал – так только удалось отклонить ее от свидания с Распутиным»[22].
Да, Распутин действительно был гипнотизёром. Впрочем, это являлось отнюдь не единственным качеством его чудодейственной силы.