Итак, в 6:00 17 декабря городовой Власюк, в присутствии околоточного надзирателя Колядича, докладывал о происшествии приставу 3‐го участка Казанской части полковнику Рогову. После доклада Рогова по инстанции пристав и городовой были вызваны к полицмейстеру Казанской части генералу Григорьеву. После услышанного последний распорядился о проведении дознания.
В 8:00 на квартире Распутина раздался звонок. В надежде, что это вернулся хозяин, домашние кинулись открывать, но их ожидало разочарование: то были полицейские. Проведя опрос родственников и прислуги, стражи порядка покинули квартиру.
В 10:00 во дворец тестя Юсупова (на Мойку, 106, где жил Феликс) прибывает полицмейстер Григорьев. Что бы ни писал позже сам Феликс Феликсович в своих мемуарах, сегодня уже точно известно, что этот визит был связан с инициативой Юсупова, которому толки об убийстве Григория Распутина в его доме были «весьма неприятны». Поэтому он попытался убедить полицмейстера, что слухи «возникли из‐за незначительного эпизода стрельбы Великого князя Дмитрия Павловича в собаку, убитую последним»[159].
Когда генерал Григорьев уже собирался раскланяться и сообщил князю, что всё услышанное от него сегодня же передаст градоначальнику Балку, Юсупов выразил желание, чтобы полицейский сообщил градоначальнику о намерении Феликса встретиться также и с ним, причём – сегодня же.
Юсупову нужно было во что бы то ни стало покинуть бурливший слухами Петроград. Следовало где-то отлежаться, заняв оборону. И Феликсу было всё равно, куда ехать: например, в крымское имение в Кореизе. Лучшая оборона – нападение; у нападающего больше шансов победить. Для этого следовало, прежде всего, обезопасить себя.
Для начала он отправил некое оправдательное письме императрице:
«Ваше Императорское Величество, спешу исполнить Ваше приказание и сообщить все то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возлагают. По случаю новоселья ночью 16-го декабря я устроил у себя ужин, на который пригласил своих друзей, несколько дам. Великий князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 ко мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам. Я отказался, говоря, что у меня самого вечер, и спросил, откуда он мне звонит. Он ответил: «Слишком много хочешь знать» и повесил трубку. Когда он говорил, то было слышно много голосов. Вот все, что я слышал в этот вечер о Григории Ефимовиче. Вернувшись от телефона к своим гостям, я им рассказал мой разговор по телефону, чем вызвал у них неосторожные замечания. Вы же знаете, Ваше Величество, что имя Григория Ефимовича во многих кругах было весьма непопулярно. Около 3-х часов у меня начался разъезд, и, попрощавшись с Великим князем и двумя дамами, я с другими пошел в свой кабинет. Вдруг мне показалось, что где-то раздался выстрел. Я позвонил человека и приказал ему узнать, в чем дело. Он вернулся и сказал: «Слышен был выстрел, но неизвестно откуда». Тогда я сам пошел во двор и лично спросил дворников и городовых, кто стрелял. Дворники сказали, что пили чай в дворницкой, а городовой сказал, что слышал выстрел, но не знает, кто стрелял. Тогда я пошел домой, велел позвать городового, а сам протелефонировал Дмитрию Павловичу, спрося, не стрелял ли он. Он мне ответил след., что, выходя из дома, он выстрелил неск. раз в дворовую собаку и что с одной из дам сделался обморок. Тогда я ему сказал, что выстрелы произвели сенсацию, на что он мне ответил, что этого быть не может, т. к. никого кругом не было. Я позвал человека и пошел сам на двор, и увидел одну из наших дворовых собак убитой у забора. Тогда я приказал человеку зарыть ее в саду. В 4 часа все разъехались, и я вернулся во дворец Вел. князя Александра Михайловича, где я живу. На другой день, т. е. сегодня утром, я узнал об исчезновении Григория Ефимовича, которое ставят в связи с моим вечером. Затем мне рассказали, что как будто видели меня у него ночью и что он со мной уехал. Это сущая ложь, т. к. весь вечер я и мои гости не покидали моего дома. Затем мне говорили, что он кому-то сказал, что поедет на днях познакомиться с Ириной. В этом есть доля правды, т. к., когда я его видел в последний раз, он меня просил познакомить его с Ириной и спрашивал, тут ли она. Я ему сказал, что жена в Крыму, но приезжает числа 15 или 16-го декабря. 14-го вечером я получил от Ирины телеграмму, в которой она пишет, что заболела, и просит меня приехать вместе с ее братьями, которые выезжают сегодня вечером. Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся.