Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству,
Феликс»[160].
Визит к генералу Балку для Юсупова оказался успешным. Градоначальник заявил, что объяснений, данных князем утром генералу Григорьеву, вполне достаточно для того, чтобы Феликса не задерживать. Но предупредил, что Государыня императрица распорядилась произвести обыск в Юсуповском дворце на Мойке.
– Эти ночные выстрелы, – вздохнул генерал. – Они кажутся императрице слишком подозрительными…
– Но в доме на Мойке, – возразил Юсупов, – проживает моя супруга – родная племянница Его Величества. Жилища членов Императорской фамилии неприкосновенны! Обыск просто невозможен без санкции самого императора.
Генерал в знак согласия кивнул головой и ордер на обыск отозвал.
Теперь Феликсу следовало «подложить соломку», дабы выдержать удар со стороны следственных органов. И главный подозреваемый решается позвонить прокурору Петроградской судебной палаты г-ну Завадскому, предложив тому встретиться. [161]
Завадский напрягся: ведь он как раз собирался допросить князя. Поэтому после звонка Юсупова немедленно перезвонил министру юстиции Макарову. Министр, как ни странно, тоже напрягся и приказал Завадскому прибыть к нему к пяти вечера вместе с прокурором Петроградского окружного суда фон Нандельштедтом.[162]
Однако, когда вечером оба прокурора прибыли к шефу, их ждало разочарование: Юсупов опередил обоих, явившись к министру юстиции раньше всех.
Вот что об этом вспоминал сам Ф. Юсупов:
«В министерстве была та же суматоха, что и в полиции. Макарова увидал я впервые. Он мне сразу понравился. Был он немолод, сед, худ, с приятным лицом и мягким голосом.
Я объяснил ему цель визита и повторил по его просьбе байку свою, которую знал уже назубок.
Когда я заговорил о пьяном Пуришкевиче, министр перебил.
– Пуришкевича я прекрасно знаю. Он не пьет. Кажется, он даже член общества трезвенников.
– Так вот на сей раз он изменил своим трезвенникам. Да и как не изменить, когда я праздновал новоселье. А если он вообще, как вы говорите, не пьет, так ему и капли хватило, чтобы напиться.
Под конец я спросил у министра, будут ли еще допрашивать или иным образом терзать моих слуг. Они крайне встревожены, тем более что вечером я отбываю в Крым.
Министр успокоил меня: сказал, что допросов, по-видимому, достаточно. Заверил, что обыска не позволит и никаких сплетен слушать не станет.
Я спросил, могу ли уехать из Петербурга. Ответил он, что могу. И выразил сожаление по поводу причиненного беспокойства. Но все ж осталось у меня впечатленье, что ни он, ни Григорьев с Балком не очень-то поверили моим россказням»[163].
Выйдя от министра, Феликс облегчённо вздохнул: вот теперь можно было спокойно отправляться в Крым…
«Утром 17 декабря 1916 года полицейскими властями г. Петрограда были получены сведения об исчезновении проживающего в столице крестьянина Тобольской губернии, Тюменского уезда Покровской волости, села Покровского Григория Ефимова Распутина, он же Новых».
Из Всеподданнейшей Записки на Высочайшее имя[164].
…Обвести юристов вокруг пальца молодому злоумышленнику, пусть даже и княжеского рода, конечно же не удалось. Полицейская машина дознания (а потом – и следствия) была запущена. Оперативными мероприятиями руководил опытный сыщик – судебный следователь по важнейшим делам Петроградского окружного суда В. Середа. Понятно, что Феликса не трогали лишь потому, что он был приближён к Монарху. [165]
В первый же день доблестные столичные сыщики взяли обнаруженные на снегу во дворе дома № 92 сгустки крови и сделали соскобы бурых пятен на двери, ведущей в соседний двор, и в самом Юсуповском дворце, отправив всё это для лабораторного исследования.
Из Представления прокурору Петроградской судебной палаты от прокурора Петроградского окружного суда от 12 января 1917 года за № 36:
«…Следственной властью обращено внимание на имевшиеся на внутренней стороне… двери засохшие брызги, по-видимому крови, в виде небольших круглой формы красно-бурых пятен, а также свежую окраску простенков, между которыми помещается эта дверь»[166].
161
Завадский, Сергей Владиславович (1871–1935), – юрист, переводчик, сенатор. Из потомственных дворян. С марта по май 1895 года был секретарем сенатора А. Ф. Кони в его ревизии тифлисских судебных установлений. В 1895–1897 гг. состоял в делопроизводстве IV отдела Высочайше учрежденной комиссии по пересмотру судебных уставов. В 1915–1917 гг. – прокурор Петроградской судебной палаты; с 17 по 19 декабря 1916 года вёл дело об убийстве Распутина. В 1917 году – сенатор при Временном правительстве, а также товарищ председателя Чрезвычайной следственной комиссии (14 мая 1917 года отказался по состоянию здоровья). После Октябрьской революции выехал на Украину, где стал державным секретарём (заместителем министра юстиции) в украинском правительстве гетмана Скоропадского; в 1919 году – товарищ председателя Особой комиссии при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков. С 1922 года – в эмиграции в Чехословакии, где был профессором Русского юридического факультета Пражского университета. Умер в 1935 году в Праге, похоронен на Ольшанском кладбище.
162
Нандельштедт, Фёдор Фёдорович (1873–1937), – русский юрист. В 1916 году – прокурор Петроградского окружного суда, участник расследования обстоятельств убийства Григория Распутина. После 1917 года – столоначальник по делам страхования. В 1935 году репрессирован; предположительно – расстрелян.
165
Середа, Виктор Николаевич (1877–1920), – статский советник, юрист. В 1916 году – судебный следователь по важнейшим делам Петроградского окружного суда; участвовал в расследовании обстоятельств убийства Григория Распутина. После революции – сотрудник библиотеки Наркомпроса РСФСР.