Действительно, возможно, во всей России не было другой женщины, которая, как царица, почитала бы величайшим счастьем, о котором стоит мечтать, спокойную мещанскую жизнь в кругу семьи. Для нее жить в тесном кругу, с мужем, детьми и верной единственной подругой Анной всегда было «истинным величайшим счастьем на земле»…
Но все эти двадцать три года над головой монаршей четы, наслаждавшейся своей любовью и радостями семейной жизни, собиралась гроза. Пока царь с нетерпением ожидал завершения приемов и скучных докладов, чтобы вернуться в объятия своей обожаемой Аликс, пока он, смеясь, играл на горке со своими детьми, искал в лесу грибы или обсуждал события прошедшего дня на борту своей яхты, во время партий в теннис, прогулок на автомобиле и выездов на охоту, медленно, но неотвратимо назревала трагедия этой семьи и вместе с нею всей Российской империи. Это «солнечное счастье» с самого первого дня несло в себе зерно неизбежной катастрофы.
Судьба двух этих людей, живших, замкнувшись в своей любви и отгородившись от мира, возможно, уже несла предвестье беды в самом их спокойном мещанском образе жизни. Рок спрятал свою порочность под маской счастья.
Вся Российская империя, управляемая этими незлыми государями, уже давно, незаметно, но неуклонно, скатывалась к краху. Его можно было бы предугадать по образу жизни народа задолго до восшествия на трон Николая. Слепая судьба повиновалась математическому закону и готовила зловещий финал последним Романовым одновременно с крушением России.
Царскосельская «мещанская идиллия» с первого же мгновения и до последнего дня была отмечена чередой трагических событий: войн, опасностей, болезней, убийств, разного рода катастроф.
А кроме того, молодую государыню не любила ее свекровь, которая, с самого ее приезда в Россию, презрительно смотрела на нее, как на иностранку. Вдовствующая императрица Мария Федоровна настраивала весь двор против «немки», и все относились к той с холодностью, даже после того, как Алиса Гессенская стала российской императрицей и когда 30 июля 1904 года, в разгар катастрофической кровопролитной войны с Японией, родила сына.
Рождение сына принесло в жизнь монаршей четы не только радость, но и тревоги: цесаревич рос красивым, очаровательным ребенком с белокурыми кудряшками, восхищавшим и царственную чету, и ее окружение. Переполняемые счастьем, они с удовольствием следили за его первыми шагами, играми, ловили первые слова, которые бормотали его губы.
Но очень скоро несчастные родители, к огромному своему ужасу, узнали, что их «сокровище», как царь обычно называл сына в своем дневнике, этот улыбчивый веселый мальчик носит в себе страшную болезнь. Любое неосторожное движение могло стать для него смертельным, потому что маленький Алексей, рождения которого так страстно желали, а после рождения так обожали, был болен гемофилией. Он мог в любой момент пораниться, а ранка, какой бы маленькой она ни была, привести к летальному исходу. Любой удар по руке или ноге немедленно вызывал внутреннее кровотечение с образованием синяка и жуткие боли. Поэтому жизнь цесаревича, с самого его рождения, несмотря на все заботы, которыми он был окружен, была непрерывным мучением для него самого и источником постоянных забот для его близких.
Родители несчастного ребенка пытались его утешить, как могли, задаривая тысячей подарков в компенсацию за многочисленные лишения, на которые его обрекала болезнь, и пытались заставить его забыть, что ему запрещено играть в те игры, в которые играют его сверстники.
Его комнату заполняли самые дорогие игрушки: железная дорога с насыпями, станциями, стрелками, роскошными локомотивами, вагонами с сидящими в купе куклами – одним словом, чудо механики; у него имелись целые батальоны оловянных солдатиков, миниатюрные города с домами и колокольнями, макеты боевых кораблей, маленькие заводы с игрушечными рабочими, и цесаревичу достаточно было нажать на кнопку, чтобы привести в движение рабочих, заставить двигаться корабли, звонить колокола церквей и маршировать солдатиков.
Но зачем все эти великолепные игрушки? Маленький Алексей вынужден был неподвижно сидеть посреди них, охраняемый верным матросом Деревенько, постоянно следившим за тем, чтобы ребенок не сделал опасного движения рукой или ногой. Ему не разрешалось, в отличие от тысяч других мальчиков, бегать, прыгать, наконец, драться; он постоянно слышал: «Алексей, осторожней, ты поранишься!»
Для маленького мальчика было тягостно постоянно чинно сидеть. Он с радостью обменял бы все свои дорогие игрушки на день на свежем воздухе, когда наконец получил бы право раз в жизни без помех безумно порезвиться, не ожидая каждую секунду услышать голос Деревенько: «Берегись, Алексей, осторожнее!»