Кто-то услужливо пододвинул Наталье Алексеевне стул, и она послушно опустилась на него.
«Не бередь души, Гришата, — как о живом, думала Наталья Алексеевна, глядя в мертвое лицо мужа, — не покину я твоего дела, не забуду мечты твоей…»
причитала и лила слезы Фетисья.
«На пути великих предприятий, в самом пылу цветущей жизни неумолимая смерть…» — предавался горестным размышлениям, забившись в угол и не замечая катившихся слез, мечтатель Полевой. Он чувствовал, что смерть оборвала жизнь большого человека, горячего патриота, о котором история еще скажет свое слово. Полевой не мог, конечно, предвидеть, что столетием позже слово о Шелихове будет произнесено и одним из потомков «бостонцев», американским историком Банкрофтом. «С него, — пишет о Шелихове Банкрофт в своей многотомной «истории Аляски», — начинается новая эпоха в истории Аляски. До того в ней все сводилось к открытиям, поискам и охоте за пушными животными с очень слабой мыслью о постоянном устройстве. Но вот появляется Григорий Иванович Шелихов…» И, перечисляя его дела и начинания, историк называет Шелихова «отцом и основателем русских колоний в Америке».
Похороны Шелихова превратились в общественное событие. Несколько тысяч людей провожали гроб с телом морехода в Знаменский женский монастырь, в стенах которого корабль Григория Шелихова нашел свою «незамерзающую» гавань.
— Дайте людям место, свои понесут, — решительно отстранил Булдаков Голикова, Ферефёрова и еще некоторых именитых компанионов, сделавших попытку подставить свои плечи под тяжелый гроб.
Когда гроб, закрытый черным воздухом, как бы повисая над тысячной толпой провожающих, плыл по иркутским улицам на плечах шелиховских работных людей, Наталья Алексеевна вспомнила вещий сон, виденный ею в утро своих именин два года назад, и словно куда-то провалилась…
Она не скоро собралась дать знать в Петербург дочери и зятю Резанову о смерти Григория Ивановича. С большими усилиями и медленно возвращалась она к обыденной, опустевшей для нее жизни.
События того времени заслонили в глазах многих смерть сибирского морехода. Третий и последний раздел Польши вызвал трения между союзниками: Австрия требовала возвращения Правобережной Украины с Киевом, Пруссия домогалась Курляндии — каждая считала себя наследницей былых владений польской короны.
Русская армия под командованием брата Платона Зубова, Валериана, понесла поражение, и Россия позорно проиграла войну с полудикой Персией.
Афонские травки Ламбро Качиони не помогали матушке-царице, и по мере того как ухудшалось ее здоровье, возрастала агрессия гатчинского двора престолонаследника Павла. «Гениальное дитя» Платон Зубов ходил за императрицей следом и домогался указа о назначении наследником не Павла, а любимого внука императрицы Александра.
Гаврила Романович Державин был озабочен мыслями о том, что ждет его в случае смерти единственной его покровительницы и благодарной за «Сон мурзы» заступницы.
Смерть «матушки» в ноябре 1796 года, приключившаяся в месте, «куда и цари пешком ходят», так или иначе разрешила напряжение и вернула людей к событиям жизни, долгое время ускользавшим от их внимания.
Зубовым и их окружению после восшествия на престол Павла I было в полном смысле слова «не до жиру, быть бы живу». Смерти Шелихова никто из них не заметил. Только одна Ольга Александровна, случайно узнав от своего мужа о торжественных похоронах пленившего когда-то ее и так оскорбительно пренебрегшего ею сибирского «Бовы», задумалась, всплакнула, разбила в поисках платка хрустальный флакончик с амброю и приказала высечь за это новую, служившую ей после Ташки горничную Софку…
Гаврила Романович Державин, оставшись не у дел и разбирая на досуге в милом его сердцу Званке скопившуюся и нераспечатанную за последние полгода корреспонденцию, нашел письмо со знакомой печатью «Р. А. К.». Вскрыл и прочел написанное рукой Булдакова короткое сообщение о смерти именитого рыльского гражданина и открывателя американских стран, иркутского 1-й гильдии купца Григория Ивановича Шелихова, безвременно последовавшей июля 25 дня в 1795 году. Прочел и погрузился в раздумье…