— Везде твердо — дерево, много пустоты — до потолка головой не достанешь, а воздуху нет — не провевает… Не подходит нам ис-ба! — отрицательно мотали они головами, отказываясь покинуть свои глубокие зимние землянки и летние шалаши.
Шелихову никак не удавалось переселить алеутов в избы, но он и не торопился с этим, ждал — сами убедятся в удобствах деревянных изб. А пока без смущения заползал в их грязные, убогие норы и с завидной легкостью и ловкостью, усвоенными в разъездах по глухим дебрям Сибири, приспособлялся здесь к обычаям первобытных людей. Сидя на корточках и даже не морщась от смрада и грязи туземного жилья, он часами вел с ними разговор.
— Ну, повтори, Василий, еще раз то, что намедни рассказывал ты о кенайской стороне, о кенайцах и о русских, кои там жили и нашли конец своего живота, — сказал Шелихов, отведав рыбьего жиру с кислой ягодой шикшей, этого первого угощения, которым встречали почетного гостя.
— Васили будет сказать, но слова здесь… прилипли слова, не могут выходить, — еще раз осклабился алеут и помял себе пальцами горло.
— А-а, — понимающе отозвался Шелихов, — прилипли, говоришь? Ну, так на, возьми, опрокинь и выпусти слова! — Григорий Иванович вытащил из-за пазухи штоф, налил объемистую раковину-чашку и протянул ее алеуту.
После повторного прополаскивания горла водкой Ва-шели без труда стал находить русские слова. Он рассказывал о сильном племени индейцев-тлинкитов. Тлинкиты появились на берегах океана в давние времена, придя откуда-то из глубины материка. Они осели на выбежавшей в море земле Кенайского полуострова, а коняг согнали в море, на остров Кыхтак.
— Отец моего отца рассказывал нам о кровавых войнах с кенайцами, но вот уже сколько лет назад море легло между нами и смыло кровь и вражду… В Кенайской земле много черного камня, камень этот горит в огне и становится желтым, как солнце в зимний день. Только солнце, ты знаешь, зимой не греет, а черный камень дает тепло…
— Уголь, земляной уголь?! Ты не врешь, Василий?! — воскликнул Григорий Иванович, не выдержав роли бесстрастного собеседника.
Шелихова давно пленяла мысль о приспособлении угля — земляного топлива — к рудоплавлению. Он еще на Камчатке слышал от спутников морехода Кука, будто добротные железные и чугунные части в оснастке кораблей выплавлены именно на земляном угле, они так называли эту штуку — coal.[4] Шелихов не знал, верить или не верить «мошенникам» англичанам, пока не доведался, что до этого дошли и в России — на Урале и в Колывани, на Алтае.
— А золото, золотишко у них есть? — нетерпеливо спросил Шелихов, весь подавшись к Ва-шели.
— Золото? Какое оно, зо-ло-то? — осторожно переспросил алеут. — Его пьют, едят?.. Оно греет?
— Э-эх… моржовая голова! Не понимаешь? — досадливо поморщился Григорий Иванович. — Золото… желтое, сверкающее, как солнце зимой…
— Не греет?! — пренебрежительно протянул алеут, но тут же, чтоб не умалить своих знаний о богатстве Кенайской земли, добавил: — Есть… есть и такое — желтое и холодное…
Василий вспомнил блестящие колючие куски самородной меди. Их кенайцы давали кыхтаканцам в обмен на китовый жир, а кыхтаканцы, не владея, как и кенайцы, искусством обработки металлов, дарили эти медные кусочки женщинам на украшение.
Захваченный мыслью о скрытом в недрах Кенайской земли богатстве на уже близком — рукой подать — материке Америке, Григорий Шелихов загорелся желанием как можно скорее сделать разведку и поведал об этом своему надежному советчику, старому партовщику Самойлову. Самойлов выслушал Шелихова и многозначительно оказал:
— Не присоветую, Григорий Иваныч, золота искать, а паче того копать. Золотом, если найдешь его, человека в людях убьешь. Золото лихорадит человека, и рука за нож хватается. Золото ты найдешь — тебя, первого добытчика, и убьют…
Увидев недоумение и задорно поднятый кулак Шелихова, Самойлов пояснил:
— Беспременно убьют. За что? За то, что пай твой и купцов, компанионов твоих, нестерпимо велик покажется. Так уж повелось среди златоискателей… А на кой ляд тебе ради компанионов со смертью в пятнашки играть! Земляной уголь — это я понимаю: хочешь руду плавить, корабли крепкие строить, торговать железом будешь. Прибыток с торговли — не то, что фартовое золото, под смерть не подведет…