Сковорода всю жизнь занимался археологией человеческого сердца, слой за слоем обнажал «сердечную бездну». Именно тут открывались перед ним схватки, волнения, битвы и мятежи, падения и подвиги человеческой души в ее неимоверно долгом становлении.
Каждая из работ Сковороды содержит, как правило, целый комплекс идей, и потому почти по каждой из них можно в общих чертах представить себе все его учение. Не стремясь создать умозрительную, отвлеченно-логическую систему, он целокупностью своих творений создал единство иного порядка — живой организм прорастающих друг в друга тем, мотивов, символических образов.
Вот почему представляется немалой трудностью дать отличительную характеристику каждой его отдельной работе. Например, тема самопознания центральна не только для «Наркисса» и «Асхани», но и для «Алфавита мира», где она выступает в естествеином соседство с темой сродности. Тема счастья, наиболее полно изложенная в «Разговоре пяти путников», присутствует и в «Начальной двери», и в «Наркиссе», и в «Алфавите», и — так или иначе — во всех остальных диалогах и трактатах. То же самое касается и образа сердца, как средоточия человеческой духовности, темы «внешнего» и «внутреннего» человека, двоеволия.
Можно было бы сказать, что теме «Библии», то есть теме символического языка как универсального средства коммуникации между микро и макрокосмом, посвящены три работы — «Икона Алкивиадская», «Жена Лотова» а «Потоп Змиин». Но тогда за пределами этой условной черты останутся «Начальная дверь», «Асхань», «Кольцо».
О двух поздних диалогах Сковороды — «Благодарный Еродий» и «Убогий жайворонок» — по традиции принято говорить, что в них отложились прежде всего педагогические воззрения мыслителя. В этом «рабочем» определении тоже есть своя условность, ведь, в конце концов, кто же такой Сковорода во всех его других сочинениях, как не педагог, как не учитель праведной, «истинной» жизни?
Остановимся, однако, на двух названных диалогах. Педагогические мотивы, выраженные в них, локализованы вокруг темы семейного воспитания. Рассматривается отношение детей к родителям и родителей к детям. В обоих диалогах мы вновь встречаемся с темой сродности. Правда, на этот раз она под пером автора обогащается новыми смысловыми оттенками. Мать-природа не только дарует жизнь и сродность всякому существу, она же есть для него первая и «истинная учительница». «Всякое дело спеет, аще она путеводствует. Не мешай только ей, а, если можешь, отвращай препятствия и будьто дорогу ей очищай… Яблони не учи родить яблока: уже сама натура ее научила. Огради ее только от свиней, отрежь волчцы, очисти гусень… Учитель и врач несть врач и учитель, а только служитель природы, единственный и истинный врачебницы и учительницы».
В этих словах перед нами не что иное, как изложение одного из основных принципов «сократического метода» воспитания; Сократ в шутку именовал себя родовспомогательницей, повивальной бабкой при истине. Сковорода только иными словами характеризует истинное призвание педагога, но смысл тот же: воспитатель не более как подмастерье в мастерской природы, его главная забота — помочь воспитаннику в выявлении сродности, а не прививать ему склонностей, противоречащих «заданию» природы. В этом смысле «вспомогательное» искусство воспитания — искусство необычайно тонкое и сложное. Воспитатель — не законодатель, раздражительный, властный, требующий беспрекословного повиновения, а деликатный советник, прозорливый проводник, терпеливый служка, умеющий вовремя обрезать «волчцы» несродных воспитаннику поступков,