Итак, Природа есть Откровение, равноправное Откровению написаному, — вот самобытное и ответ
ственное положение восточно-христианского умозрения. Проблема «возможности Сковороды» с точки зрения этого положения становится легко и естественно разрешимой.
Если Природа есть Откровение божественных тайн и божественной Мудрости, тогда всякое постижение темных намеков Природы и осознание ее таинственных сил есть мудрость, идущая к человеку из глубин космической жизни. Приникание к Земле, чуткое улавнивание Ее внушений, верность космическому началу есть особый путь мудрости, ведущий туда же, куда ведет и восхождение путем подвига, руководимого написанным Откровением. Путь святых — это путь героической вопи, благодатью и подвигом восхождения к Небу усвояющей обладание новой Землей. Скрытая мудрость Земли открывает возможность другого пути: сквозь феноменальное и призрачное поэтическим и мистическим чувством, т.е. чуткой восприимчивостью, узреть и постигнуть тайную устремленность Космоса к своему новому Лику. Постигаемое своей устремленностью как бы заражает постигающего, и чем глубже проникает душа, идущая по второму пути, тем сильнее сама она проникается естеством и состоянием того, что она постигает, и как бы пресуществляется. Это уже не мудрость гностика интеллектуала, это существенная просветленность души, одержимой любовью к Великому.
Мудрость Неба и мудрость Земли в какой-то безмерной дали, за всеми гранями наших скудных кругозоров совпадают в единой безмерности божественной Тайны, — вот прозрение великих отцов Церкви. Но совпадая где-то в безмерности, эти две мудрости всегда разделены для тех, кто исходит отсюда; в начальных стадиях они могут быть раздельны до враждебности, до полного взаимного отрицания. Но на стадиях высших они уже начинают понимать друг друга. Так, первые христиане назвали мудрость Платона божественной, а философию греков таким же «детоводителем ко Христу», каким Библия была для евреев. Так, наоборот, Джотто, друг мудреца Земли Данте, поклоняется в бесчисленных фресках св. Франциску, или великий мудрец Земли Достоевский преклоняется перед святыней православия, лгу даже стеенно запечатляет преклонение это в старце Зосиме и тем доказывает всю искренность и глубину своего признания.
Сковорода идет через Землю к Небу, а не через Небо к Земле. Без веского послушания, своевольно и страстно, он на свой страх избирает путь личного постижения порядка и строя космической жизни. Он непрерывно вслушивается в тайный, немолчно в нем говорящий голос, он доверчиво принимает правду своих восторгов, видений и созерцаний. Из двух откровений — Природы и Библии — он в своем внутреннем самочувствии отдает безусловное предпочтение Откровению первому и второе принимает постольку, поскольку оно уясняется и пополняется смыслом из Откровения первого, непосредственно ему данного. Но такова была устремленность этого великого чудака к Истине, так высоко он взбирался в своих постижениях, что издали ему рисовалась неясными контурами небесная мудрость святых, и он подходил в величайшим прозрениям философов христианского подвига.
Не нужно обманываться поверхностными выводами. Сковорода любит церковные обороты речи, имеет склонность к библейским текстам. Но он глубоко светский человек Он природен, а не церковен. Его мистика космична и антропологична, а не экклезиастична. Если краями своей мудрости он соприкасается с мудростью церковной, то только потому, что мудрость космическая в последнем своем определении совпадает с мудростью церковной.
Концепция св. Максима Исповедника об откровении в Природе дает нам возможность метафизически понять и принять Сковороду в его подлинном, целом и неискаженном виде. Она дает нам ряд метафизических терминов-символов, в которых, и только в них, открывается возможность охарактеризовать ноуменальную основу его личности и его философии. То, на что намекает Ковалинский, здесь получает углубленное истолкование.