Период Lehrjahre (ученичества) кончается. Прежде чем идти дальше, постараемся разобраться в «учености» Сковороды, т.е. в характере и объеме познаний, вынесенных им из пребывания в бурсе и заграничного путешествия.
«Он говорил весьма исправно и с особливою чистотою латинским и немецким языком и довольно разумел эллинской». Это уже перед путешествием. Что касается прекрасного знания немецкого языка, авторитет Ковалинского совершенно достаточен. Человек широкого образования, Ковалинский долго жил за границей и, очевидно, имел достаточно данных для суждения об «особливой чистоте» немецкого языка Сковороды. О прекрасном же знании латинского языка свидетельствуют все 77 писем Сковороды к Ковалинскому. Легко и изящно он сообщает своему другу на языке Цицерона не только свои идеи, — что сравнительно легко, — но и свои чувства и настроения, — что требует глубоких и фундаментальных познаний. Около пятнадцати писем к Ковалинскому и несколько стихотворений из цикла «Сад божественных песней» написаны дактилическим гекзаметром и читаются с легкостью и удовольствием.
Гесс де Кальве говорит, что, поступив в бурсу (на целых 6 лет), Сковорода «занялся ревностно еврейским, греческим и латинским языками». При способностях Сковороды к языкам и при ревностном занятии он, очевидно, в значительной степени усвоил и еврейский язык В его сочинениях мы не раз встречаем следы этих знаний, и если он приводит только отдельные еврейские слова, а не целые выражения, как по гречески, то, повидимому, только потому, что тем, кому он предназначал свои писания — главным образом Ковалинскому — еврейский язык был совсем неизвестен. Филологические дарования Сковороды, очевидно, были значительны и напоминают другие два примера редкой филологической одаренности в истории русской философской мысли. В.С. Печерина и В.И. Иванова. Знание нескольких языков открывало Сковороде возможность знакомиться со многими литературами. К сожалению, мы не знаем точно, в какой мере он использовал эту возможность. Он был далек от обычая тех ученых, которые нижний этаж своих сочинений делают более содержательным, чем верхний, и которым, по Гейне, даже ночью снится, что они пересаживают цитаты с одной грядки на другую. Он никогда не делает ссылки на прочитанные книги. Поэтому сделать вероятные заключения об объеме его познаний очень трудно. Можно заключить только, что познания эти были обширны, ибо с детства уже Сковорода отличался выдающейся «остротой ума», а период ученичества у него был очень длинен: он учился до 30 лет. Кроме того уже из изложенных фактов биографии Сковороды видно, что воля к учению, воля к познанию у него была очень велика. То, что усваивал Сковорода, он усваивал основательно, ибо поверхностное чтение было противно его природе. В письме 76м, указывая Ковалинскому, как нужно читать, он пишет: Autores non nulti sed optimi legendi ac relegendi.Sed ordo? Sed delectus habendus; neque tan multa? Quam optima? Et multum legere oportet. лучшее, и это лучшее читать много17. И далее он указывает подробно три modu`sa excerpendi: Lemmata? Adversaria? Historica .Если объем познаний Сковороды установить почти невозможно, то о характере их мы можем судить с достаточной полнотой, если примем во внимание намеки, рассыпанные в его сочинениях, и показания Ковалинского.
Сковороду влекла античность. И в античности Theologia ethnica—языческое богословие —«природные богопроповедники». Можно сказать, что для России XVIII ст. его знание антиков совершенно исключительно. Вряд ли в России XX столетия было столь много основательных «классиков», как Сковорода. Он знает «боговидца» Платона, Исократа, Демосфена, знает в подлинниках многих представителей досократовской философии, Эпикура, Аристотеля, знает Филона, Марка-Аврелия, Лукиана, Плутарха (которого называет vir plenus fidei ac venistatus); наконец, детально знает римскую литературу: Горация (которого называет «римским пророком»), Вергилия, Цицерона, Сенеку, Лукреция, Персия, Теренция.
Не менее античности привлекала внимание Сковороды патристика. Он изучал Климента Александрийского, Оригена, Дионисия Ареопагитского, Максима Исповедника, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Исидора (Пелусиота?), Василия Великого, Евагрия (τα μοναχιχά), Августина.