— Цукуня… — елейным голосом пропела она.
— Вы что-то хотели ещё, учитель?
— Ня хочешь стать бухгалтером клуба? — тут же спросила она, пока её мордочка сменила выражение с одухотворённого, на хитрющее, как у мейкушни.
Вот так сразу и к делу?
— А что я таки с этого буду иметь или Вы, учитель, имеете кое-что мне сказать? — деловито задвинул я. — Надеюсь, Нэкономе, вы не будете выкручивать мне мои Фаберже, а я беременять вам мозги.
— Предлагаю делить няшу выручку пополам, — полушёпотом проговорила кошко-жена, быстро поняв мой одесситский. — А ещё я ня говорю остальным о няшем деле и сверху кладу жирного лосося.
— Приемлемо, — ответил я с деловитым видом.
Мы пожали руки.
Приятно работать с умными нелюдями, особенно не во время их брачного периода. И вот пока мы жмём руки, я быстренько вернулся к началу нашего разговора.
— Так что вы от меня хотели, учитель?
— Мня нужня твоя помощь! — обратилась она ко мне с серьёзным личиком, за локоток отводя подальше от девочек. Отойдя на приличное расстояние, учитель вручила мне копию газеты. — Можешь её отнясти кое-кому?
— Погодите, учитель, а я вам что, курьерская служба? — надавил на неё, точнее начал нависать над бедной кошко-женщиной. — Вы только недавно назначили меня бухгалтером, а теперь говорите: «метнись кабанчиком». Понимаете, что это некрасиво?
— Мне больше някого попросить об этом! — взмолилась она, сильнее вдавливая газету мне в грудь, попутно роняя скупую кошачью слезу. — Ну пожалуйста! Что мне сделать для тебя?
— У вас когда-нибудь был служебный роман? — и нагло улыбнулся.
— Нет! — зашипела она. — Слышала я о вас и Ишигами… нет, увольте! Давай лучше поделим прибыль 60 ня 40 и с меня две рыбы, так и быть.
Нифига себе она расщедрилась! Я же ведь всего лишь пошутил… тем не менее газету взял.
— Ладно, кому её нужно отнести?
— Понямяешь… — она начала издалека, издавая ещё больше мяуканья. — Скоро серединя семестра и у няс есть одня ученяца, что до сих пор ня посещала занятия.
Ого! Неужели что-то пошло не так и меня уже начинают знакомить с Шираюки? Не рановато ли для такого? Мы с ней лишь осенью должны пересечься. А то эта девочка появляется как раз после летних каникул, вдоволь начитавшись статей из-под руки Цукуне…
— Няверное ты мог об этом не знять, но у няс в группе есть студентка, что ня появляется на занятиях по личным причинам.
— А это никак не связано с теми слухами, где преподаватель отказал ей, и та от обиды его заморозила? — и слегка приподнял бровь. — Вы ведь её имеете в виду?
— Да… — и опустила глазки в пол, ковыряясь носочком дешёвой туфельки в редкой траве.
— А вдруг меня заморозят? Что тогда делать?
— Ух… вымогатель! — Кошкиноко почти заплакала. — Три рыбы и ни килькой больше…
— Ладно — театрально выдохнул я. — И то, только ради вас, учитель! Ибо я не хочу видеть одно из чудес света — плачущую кошку.
— А кота видел?
— Ага, когда Томаса — британского вислоухого кота моего приятеля — лишали бубенцов. А потом их перед ним положили. Никогда не видел, чтобы кот мог так реветь…
— Страшня! — поёжилась Кошкиноко, зябко схватившись за плечи.
— Ладно, я пошёл относить газету…
— Умняца! — учитель быстро вышла из образа и подмигнула мне. — Только будь осторожняе, а то я ня хочу ловить для тебя рыбу до конца жизни, Цукуня…
— Так, а куда идти и как зовут эту затворницу? — я остановился и обернулся через плечо.
Кошкодевушка вручила мне листок. С именем и номером комнаты. Живущей там студенткой действительно оказалась Шираюки Мизори. Я почему-то не удивлён.
— Ня бойся, Цукуня! — подбодрила меня женщина, маша ручкой в след. — Смело отправляйся к Шираюки! Я всё объясню твоим друзьям.
И вот я, снаряжённый картой и квестовым предметом, отправился знакомиться с юки-онной. Немного очково, если честно… в оригинале-то она-то начиталась статей Цукуне, преисполнилась в своём познании и влюбилась в него, считая того таким же одиноким, как и она сама. А тут что? Я приду и что дальше?..
Станцевать ей, блядь?!
Чёрт, а ведь вообще не планировал видеться с ней до самого наступления сентября! Подстава…
И вот сейчас познакомимся, я ей не понравлюсь и всё — хана сюжету, а потом беги к долбанутым сучностям на поклон, дабы они хоть немножко откатили время или устроили мне «рестарт» как у того плаксы в японском мультике. Канон снова начинает рушиться…
Включив режим пессимиста и думая о невозможной херне, я сам не заметил, как быстро добрался до комнаты Шираюки, дверь которой неожиданно выходила на улицу, а не располагалась внутри женского корпуса… такая одинокая дверь среди десятков и сотен окон. Только это не отменяет факта, что я стою тут и мнусь, как разносчик объявлений перед домофоном в первый рабочий день.
Собрался с силами. Постучал. В ответ услышал медленно и неуверенно приближающиеся шаги. Дверца приоткрывались, обдавая меня ледяным воздухом, идущим изнутри. В маленьком проёме я встретился с изучающим меня глазом, выглядывающим из-под чёлки фиолетового оттенка.
На какое-то время наступила тишина, пока мы пялились друг на друга. Кажется, я начал немного понимать выражение про «вглядываться в Бездну» …
— Ну… это…
— Да?
— Газета… вот! — протягиваю рукопись.
— Спасибо, — мне слегка кивают в ответ, а затем со стороны проёма показывается рука и забирает чтиво. — Сколько… с меня?
— За счёт клуба! — кивнул ей, убирая руки в карманы и, на всякий случай, отошёл на пару шагов от двери. — Учитель Некономе подрядила меня приносить тебе газеты с сегодняшнего дня.
Мизори закрыла дверь, послышался звон цепочки, и теперь снежная дева вышла на свет. Как и ожидалось — милашка с хреновой причёской. Эта Шираюки была симпатичней, чем я мог себе представить, и её фигурка выглядела так, словно юка-онна занимается спортом. Шираюки осмотрела меня с головы до пят и лишь моргнула, видимо, кивая собственным мыслям.
Главное — её атрибут на месте, а именно леденец, который та вечно сосёт.
— Имя?
— А?
— Твоё имя, — она обратилась ко мне. — Будь добр, назовись, а то мне как-то неудобно станет здороваться с курьером, что будет постоянно приносить газеты, а я не знаю его имени.
— Цукуне Аоно, — кивнул ей. — Кстати, я тоже состою в клубе журналистики и пишу заметки. Буду рад, если понравится моя работа.
Она кивнула. Я кивнул. Дверь закрылась.
Вот и поговорили?
Даже не знаю, можно ли сказать, что контакт установлен? Ладно, пока отложим тему с Шираюки в долгий ящик, ибо мне с ней придётся работать ещё до осени.
Ну, раз у меня выдалось свободное время, думаю, стоит навестить нашу сутулую собаку и серьёзно с ней поговорить.
***
Гин в очередной раз открыл глаза, наблюдая, как красивенькая блондинка в очочках и работающая тут медсестрой на стажировке, покидает палату. Оборотень погрустнел, как только милашка вышла из комнаты. Мако — единственная девушка, что уже несколько дней скрашивает его тёмные будни в медблоке. Такая милая, добрая и светлая личность… покинула его.
Только Мако не волновало, что говорят злые языки о нём…
И вот Гиней вновь остался наедине с собственными мыслями, что постепенно изъедали душу и тело монстра изо дня в день. Оборотень за эти дни успел так поплохеть и осунуться, что ему не позавидуют даже те, кому смерть покажется высшей формой блаженства…
Состояние крайне хреновое, в душе тоска, общения с женским полом — почти ноль. Полный кавардак!
А ведь Аоно намекал, что его девушек не стоит трогать — даже подглядеть нельзя! Но, как говорится, поздно пить Башкирскую воду, когда печень и так мертва. Там уже не между строк читалось, а говорилось прямым текстом — не лезь дебил, он тебя сожрёт (сломает твою ориентацию)!
Но нет! Гин же на курс старше и не позволит какому-то пацану ставить свои условия, да ещё и на своей же территории — клубе журналистики, в котором остался единственным чле… кхм… участником. Как обычно, зря думал причинным местом, а не головой. Хуже всего то, что Мориока продолжил воевать с Аоно даже после того, как новичок начал вести себя как как милая девушка, откровенно совращая и ломая мозги оборотню. Натерпелся промывок мозгов и решил, мол, а что ему сделает Цукуне помимо своих гейских шуточек?