Его часто упрекали в том, что он только теоретик, а практически ничего не сделал. Если разработать несколько программ значит ничего не сделать, то что тогда будет означать делание? Постоянное возражение оппонентов о том, что разработка программы — это, дескать, теория было бы справедливо в том случае, если бы этой теории можно было противопоставить удачное практическое решение тех же проблем. Но процесс реформ, осуществляющийся практиками, презрительно относящимися и к теориям, и к Явлинскому, завел всю страну в какой-то страшный грязный тупик. Пока теории Г. А. Явлинского никем не опровергнуты и ждут своего часа.
В начале 1992 года Е. Гайдар разъяснял журналистам, что хватит писать программы, надо заниматься делом. Дескать, уже написано одиннадцать программ, а толку нет. «Мы считаем, что наша программа должна в первую очередь реализовываться в конкретных экономическо-политических решениях, в структурных поворотах, в финансовой политике, в нормативных актах».[31] Короче говоря, сначала давайте прыгнем двумя ногами в болото, а потом уж подумаем, как из него выбираться.
Олег Попцов торопится подвести под хаотические реформаторские усилия Гайдара, стоившие многим людям так дорого, обоснование: «От программы «500 дней» Егора Тимуровича Гайдара и его учителей Аганбегяна, Абалкина и других отличает только то, что те потратили время на разговоры, а Егор Тимурович стал делать. Мы начали реформаторство по многим направлениям. Тот путь, которым проходили, действительно мучительный, но другого пути быть не могло»[32].
Почему же не могло?! Могло, очень даже могло. Есть много путей, есть выбор и воля. Безропотное подчинение судьбе, ссылки на фатальность — удел бессильных, удел рабов.
Г. А. Явлинский может аккумулировать идеи. Он умеет находить выход, в казалось бы, безвыходном положении. Да, его «400 дней доверия», против его воли превратившись в «500 дней», так и не были реализованы, но не стоит торопиться с обвинениями в его адрес. Он делал все, чтобы спасти программу, чтобы реализовать ее, но рычаги управления были не в его руках. В том, что «400 дней» превратились в «500» еще не родившись, не его вина. Однако невостребованная программа «400 дней доверия» не «умерла». Благодаря ее широкому обсуждению, может быть, впервые за годы советской власти был создан прецедент: поставлена под сомнение правильность политики, обусловленной «мудрыми» решениями правителей, владевших ранее монополией на истину. И не только это. Нарисованный эскиз ждал своего воплощения в картине. Усилиями Г. А. Явлинского и его друзей, количество которых значительно возросло, впервые в истории СССР создавалась альтернатива существующему политическому режиму, экономическим реформам.
1990 год вошел в историю под знаком крушения социализма. Распадается Организация Варшавского Договора, Совет Экономической взаимопомощи. Наконец-то разрушена стена, разделявшая Германию. Жестоким кризисом охвачены республики СССР, стремительно нарастают центробежные тенденции. В Молдове — стреляют, Грузия собирается отделиться. Азербайджан и Армения в состоянии глухой вражды. Прибалтийские республики уже на выходе. Усиливается конфронтация и в Москве. Кремль и Белый дом на Краснопресненской набережной, где заседает российский парламент, вместо того, чтобы строить мост дружбы, все больше вдохновляются взаимной неприязнью. Представители иностранных держав, привыкшие у себя дома к спокойной размеренной жизни, порой приходят в настоящее отчаяние: с кем решать вопросы, например, о выплате внешнего долга СССР? С М. Горбачевым? Но он, по образному выражению Г. А. Явлинского, «полощется на поверхности». С Б. Ельциным? Он — Председатель Верховного Совета Российской Федерации, избранный демократическим путем. Но Ельцин не отвечает за внешний долг СССР и вообще не решает проблемы союзного масштаба, у него нет таких полномочий. Руководство других республик по поводу долга, а также других сложных проблем хранит глубокомысленное молчание, указывая взглядами на Кремль, дескать, все это решается там.
Им, иностранцам, всегда было трудно понять нашу страну, а в то время особенно. Этот вопрос обсуждался даже в лондонской газете «Дейли телеграф», но насколько мне известно, ни к каким разумным выводам англичане так и не смогли прийти, ограничившись лишь постановкой проблемы. Жалобный крик не назвавшего себя представителя Комиссии Европейского сообщества, играющего роль объединенного экономического генштаба: «Мы не имеем представления, с кем мы разговариваем в Москве, у кого в действительности полномочия?»[33], — остался без ответа.