Вопросы, вопросы, вопросы, на которые нет ответов. И никогда не будет. Потому что вопросы такие все как один – пустопорожние и риторические!
А ведь останься он целым и невредимым тогда, раб Божий Василий, – он мог бы далеко пойти, зная его характер и силу воли: стать оборотистым и крутым, пробивным мужиком например, решительным, мужественным и достаточно-властным, какими его старшие братья были, хозяином своей судьбы, а не рабом-попрошайкою, не сапожником, на которых люди вечно с презрением смотрят, с жалостью плохо скрываемой. Жениться бы мог по любви и на цветущей молодухе какой-нибудь, сочной и сладкой как сотовый мёд, и до одури и трясучки желанной; а не на престарелой высохшей бабке, страшненькой и поганой, которую он в душе всегда презирал вероятно и которая его презирала, мечтала побыстрее избавиться, остаться уж лучше одной, чем с таким вот жалким уродцем-калекою… И профессию мог бы приличную себе получить – чтобы потом заниматься любимым творческим делом, как все здоровые люди, удовольствие получать от жизни и от работы, а не возиться вынужденно с грязными ношеными башмаками и вонючими сапогами женскими, от которых его, как всякого нормального мужика, небось вечно тошнило… И не плевались бы тогда в него родственники и соседи, не смотрели при встречах презрительно, не называли бы за глаза “х…ем хромым” или же “уродиной недоделанным”…
Парадоксом или насмешкой Судьбы покажется и тот совсем уже дикий и кощунственный факт, что его даже и на собственных похоронах чихвостили и материли нещадно все кому не лень, будто и вправду с малолетства проклятого. Тот же средний брат Виктор все три дня поминал по матушке, которого он своей смертью внезапной, незапланированной оторвал от отдыха и лечения, заставил домой вернуться, прервать запланированный отпуск. А кому такое понравиться-то, в чувства добрые приведёт?! Людей понять можно.
Преставился дядя Вася – если уж по совести-то и по чести про его смерть сказать, -и вправду не вовремя, не как добрые и святые люди на тот свет обычно уходят, а именно – в конце февраля. В этот период года в средней полосе европейской части России, где он родился, вырос и проживал, землю сковывают трескучие крещенские морозы как правило, так что и ломом её не возьмёшь, быстро-то: на добрый метр-полтора матушка-земля промерзает, становится крепкой и неуступчивой как стекло или камень-гранит тот же. Попробуй её продолби, сделай ямку метр на два, и столько же в глубину. Раз десять вспотеешь, в кровь руки собьёшь, много лопат сломаешь… Да и снег покрывает землю таким же тяжёлым метровым покровом, который тоже надо ещё помучиться разгрести, перед копкою-то. И разбросать от земляных работ и рабочих подальше – чтоб не мешал, не препятствовал людям и поднятой на поверхность земле… А до этого надо помучиться-постараться ещё и до самой могилы дойти, половину кладбища от снега перед тем расчистить: чтобы беспрепятственно добраться до последнего пристанища человека, дорожку к вечному домику проторить провожающим. Большие проблемы, короче, люди всем создают, когда зимой невзначай умирают.
Вот и дядя Вася, мятежная душа, родственничкам похожие проблемы напоследок создал. Как жил бедолагой проблемным с первого и до последнего дня, так проблемным и умер же, на тот свет с руганью и скандалом ушёл. Такая уж планида суровая существовала у человека, которую было не обойти – ни ему самому, ни домашним…
Старший брат Михаил, когда к нему вечером позвонила овдовевшая свояченица Анна, сразу же смекнул что к чему, какие ожидаются хлопоты превеликие, и, не раздумывая, побежал домой к брату Виктору, того на подмогу звать. Но там ему сообщили, что Виктора нет, он лечится в санатории и навряд ли захочет с выгодного лечения уезжать, терять за здорово живёшь путёвку, которая ему, вечному труженику-хлопотуну, один-единственный раз всего на работе по случаю и досталась… Но ушлый Михаил не унимался, просил, требовал адрес брата – объяснял, что похороны, мол, дело святое и для всех членов семьи обязательное… Тогда жена Виктора Антонина решила схитрить и заявила гостю с лукавцем, что не знает адреса санатория: муж его, дескать, не сообщал и писем не писал оттуда; только раз один прислал телеграмму, что доехал нормально, что лечится – и всё… Но Михаил был мужиком упорным и до ужаса пронырливым главное, хитрым как сто чертей. Его, как стреляного воробья, на мякине было не провести, с порога не одурачить. Он, недолго думая, побежал к Виктору на работу и там выведал нужный адрес в профкоме, после чего понёсся на почту стрелой и отбил брату срочную телеграмму: «Немедленно приезжай! У нас несчастие! Василий умер! Без тебя не справимся. Татьяна и Михаил»… И как не хотелось Виктору покидать подмосковный санаторный рай, лечебно-массажные процедуры и кормёжку сытную, лесной воздух – пришлось всё бросать и возвращаться домой после недельного отдыха. Иначе поссоришься со всей роднёй, братом и сестрой в первую очередь, которые к тебе после этого задницей повернутся…