Это меня испугало. Я оттолкнула его руку и вытерла губы.
— Иу, твоя кровь так может?
Он засмеялся.
— Ты можешь быть серьезным хоть на секунду? — спросила я.
— Разве ты не хочешь стать моей навсегда?
— Иу, нет, — скорчила я лицо. — Ты мне даже не нравишься.
— Причем здесь нравишься? Мне достаточно, что ты хочешь меня.
— Я не хочу тебя.
Его губы медленно растянулись в игривой улыбке.
— Хочешь, чтобы я тебе доказал?
Последовало молчание, я чувствовала, как к лицу поднимается жар. Он потянулся, чтобы коснуться моего лица, но я увернулась от его руки.
— Ладно, я пошутил насчет крови, — сказал он. — Но ты можешь кусать меня, когда угодно, — он с гордостью показал след от укуса, который я оставила на его руке. Руны засияли ярче, и рана закрылась, кровь тоже исчезла. — Мои руны все залечат. Чтобы мы были связаны, сладкая, мне придется нанести на тебя руны.
— Нанести руны?
— Вытравить их, — он указал на свои татуировки, — на тебе с помощью моего клинка. Ничего не говори. Твой отец здесь. Я расскажу про Норн позже. А сейчас мне надо идти. Души не будут ждать вечно, знаешь ли. Они убегают, а счастливчики идут за таким горячими Гримнирами, как ты.
Я обернулась и увидела у дверцы папу.
— Я не грим, — сказала я через сжатые зубы.
— Гримнир, куколка. Перестань называть нас гримами. Это оскорбительно. Я получу поцелуй, прежде чем уйду?
— Нет.
— Ох, да ладно.
Игнорируя его, я открыла дверь и забрала свой рюкзак. Эхо уже был снаружи, в своей черной одежде и в плаще он выглядел как ангел смерти, выделялась только его золотистая кожа со светящимися татуировками. Нет, не татуировками. Рунами.
Я уставилась на него. Он только ухмыльнулся, оперся спиной о машину и внимательно рассматривал меня тяжелым взглядом. Я вздрогнула. Ему обязательно это делать? Он, наверное, тренировал эту позу перед зеркалом, но он выглядел так сексуально. Было сложно не обращать на него внимания, но у меня получилось отвести взгляд. Парковка была практически пустая, за исключением нескольких машин, но вскоре ее заполнили машины и велосипеды. Орегон был зеленым штатом, и, пока не выпал снег, многие школьники ездили в школу и домой на велосипедах.
— Я понесу твой рюкзак, — сказал папа.
— Всё нормально, пап. Я справлюсь, — я закрыла машину. Эхо всё ещё ждал.
Папа приподнял мой рюкзак.
— Что ты там носишь? Он кажется тяжелым.
Я закатила глаза.
— Всего лишь книги, пап. И, пожалуйста, перестать относиться ко мне, как к больной. Если я сама могу ездить в школу, то и рюкзак могу носить сама.
— А если задействуешь руны, то можешь носить его даже не вспотев, — добавил Эхо.
Я не смотрела в его сторону, но отложила эту информацию на потом. Это не значит, что у меня есть руны или намерение их задействовать. Что бы это не значило. Папа по-прежнему смотрел на меня, нахмурившись.
— Ты слишком похудела, — сказал он.
— Согласен, — сказал Эхо. — Я почувствовал это вчера, когда поднял тебя. Думаю, ты скучала по мне и отказывалась есть.
Игнорировать его становилось всё труднее.
— В психбольнице порции не очень-то большие, — ответила я.
Папа поморщился, и я пожалела, что упомянула клинику. Ему было не по себе каждый раз, когда они навещали меня в ИПП. Наверное, ему было сложно принять, что его единственный ребенок оказался в психиатрической больнице.
— Я же говорил тебе, что это фальшивые воспоминания Норн, — вмешался Эхо.
Мне так хотелось сказать ему, чтобы заткнулся. Я потянулась и поцеловала папу в щеку.
— Люблю тебя, пап.
— Почему его поцеловали, а меня нет? — спросил Эхо.
— За что это? — спросил вместе с ним папа.
— За то, что ты самый лучший папа, — я переходила улицу, а он шел на шаг позади. Эхо пристроился сбоку от меня. Он что-то говорил, но я абстрагировалась от него. Он слишком много говорил. С визгом все больше машин останавливались за нами. Я посмотрела назад, узнавая некоторых. Скоро главный вход заполнят студенты, интересуясь, где я была. Будут глазеть на меня. Указывать пальцем. Мой самый худший кошмар.
— Школа, — сказал Эхо и вздрогнул. — Почему Валькирии общаются со Смертными в этой выгребной яме, уму непостижимо. Ты поклялась, что не вернешься сюда, но, так как Норны стерли тебе память, полагаю, ты этого не помнишь.
Я позволила волосам скрыть лицо, чтобы папа его не увидел, и посмотрела на Эхо.
— Просто уйди, — сказала я губами. — Пожалуйста?
Он сощурился. Затем вздохнул.
— Ладно, но ты будешь мне должна.
«За что?» — хотелось мне спросить, но не хотелось услышать ответ. Его бредовые истории становились сюжетами моих кошмаров. Я не повернулась проверить, исчез ли он, но знала точный момент, когда он ушел. Воздух был не таким заряженным. От него словно исходили импульсы, и я была настроена на них, что было безумием, так как каждый раз когда он появлялся, воздух становился холодным.