Гримпоу вернулся к Вейнель и Сальетти, которые тоже ничего не обнаружили.
Они стояли в центральном нефе, опечаленные неудачей. Собор изобиловал знаками и символами, но ни один не был похож на те, которых они искали. А если они не смогут быстро узнать, в каком из четырех городов находятся колонны, псы инквизитора де Гостеля наверняка их нагонят, а значит, весь остаток жизни им придется тайно, шажок за шажком, пробираться из Парижа в Реймс, или в Амьен, или в Шартр, не имея надежды вырваться из порочного круга.
— Двинемся в Амьен, его собор прекрасен, а кроме того — это последний город, указанный на карте Незримого Пути. Если где и могут быть колонны у входа в лабиринт, то лишь в этом городе, — сказал Сальетти.
— А если их там нет? Если они тут, в Париже, в этом соборе, а мы их просто-напросто не замечаем? — спросил Гримпоу, разум которого не прекращал искать ответ на этот вопрос.
Видя сомнения Гримпоу и Сальетти. Вейнель сочла нужным вмешаться.
— Если отталкиваться от карты Незримого Пути, думаю, мы можем принять, что колонны — на западе острова Жирап и вне его. Так что секрет мудрецов вряд ли спрятан в этом соборе. Также не думаю, что он в Реймсе, ведь этот город расположен на восток от Парижа. Значит, остаются Амьен и Шартр, один на северо-западе, другой на юго-западе. Если согласиться с Сальетти, Амьен — последний город на карте Незримого Пути, зато Шартр, как упомянул Гримпоу, соответствует звезде Спика из созвездия Девы, а слово «колос» мы нашли в квадрате букв. Ну что, как нам выбрать, в какой из этих двух городов направиться?
В этот миг лучи заходящего солнца пали на витраж большого круглого окна на фасаде собора, осветив его, как пламень в тигле алхимика освещает перегонный куб.
— Вот он, ключ! Как мы его не увидели?! — воскликнул Гримпоу, всматриваясь в необыкновенную игру цвета и света.
Вейнель с Сальетти, словно завороженные, глядели на эти узоры, но никак не могли понять, какой из многочисленных сюжетов, изображенных на витраже, окажется последним ключом к загадке.
— Ты о витраже? — спросила наконец Вейнель.
— Нет, — ответил Гримпоу, беря в руки пергамент с записями и уголек. — Я имею в виду карту Незримого Пути.
— Объясни получше, Гримпоу, — раздраженно проворчал Сальетти.
И Гримпоу принялся объяснять, снова рисуя знаки, окружавшие карту полушарий.
— Нам было известно, что секрет мудрецов связан со словом ARTE, вот оно, в центральной части карты Незримого Пути, под полушариями. Также мы пришли к выводу, что это ARTE находится внутри собора…
— И какой мы можем сделать вывод? — перебил Сальетти.
— Что ARTE — в соборе Шартра!
Цветок в лабиринте
Выйдя из собора Парижской Богоматери через центральный вход, друзья вернулись на постоялый двор и забрали лошадей. Затем они перебрались через реку на левый берег по маленькому и узкому мостину и направились в район университета Сорбонна, где, совсем близко, находился дом Вейнель и ее отца.
В вечернее время на улицах часто можно было встретить молодых студентов, с задорным смехом входивших и выходивших из таверн, беседовавших маленькими группками на углах улиц либо прогуливавшихся в компании юных дам под окнами их домов. Почти все они говорили на латыни, потому-то этот район Парижа и называли Латинским кварталом.
Медленно опускалась ночь. Друзья неспешно шли по площади Сорбонны, слабо освещенной факелами на фасадах скромного здания, где располагался университет, в котором Гуриельф Лабокс долгие годы читал лекции по геометрии, арифметике и астрономии. Сальетти вспомнил свои университетские годы в аудиториях этого университета, а у Вейнель по коже пробежали мурашки, когда они снова очутились в тех местах, где девушка столько раз бывала с отцом. Сейчас Вейнель была очень напугана. Она боялась, что кто-нибудь ее узнает и спросит, почему они с отцом исчезли, не предупредив никого об отъезде, после чего долгое время про них никто ничего не слышал.
Друзья шли по крошечным улочкам, освещенным редкими масляными лампами и факелами, и на самом деле было маловероятно, чтобы кто-нибудь узнал молодую красавицу Вейнель Лабокс в непроглядном мраке. Проехали несколько телег, грохотавших по мостовой, и пришлось натянуть поводья и как можно плотнее прижаться к стене, чтобы копыта мулов и грубые деревянные колеса не отдавили ноги.