Он подходит к верстаку и открывает ящик, вытаскивая маленький стеклянный флакон. Он распыляет духи в воздухе, мгновенно наполняя сарай ненавистным ароматом жасмина. Он смешивается со сладковатым запахом гниющей старой крови. Мой желудок скручивает, куриная грудка с ужина пытается придать себе другой вид.
Я вспоминаю, сколько раз я чувствовала запах этих духов на одежде Гидеона, в его машине, даже на его простынях…
— У тебя были его ключи? — я хриплю, мое горло сжимается от удушающей сладости.
— У меня были копии всех его ключей. Это было не самое сложное, — Джуд хмурится. — Самое сложное было то, сколько раз мне приходилось подбрасывать улики против него, прежде чем ты действительно порвала с ним. Чертовски жалко, Реми.
Верно. Казалось, я никогда не могла этого сделать, как бы ни мучил меня запах этих духов…
Пока я не нашла то, что в конце концов заставило меня бросить Гидеона навсегда — использованный презерватив на моей стороне кровати.
Я держала его в руке, приподнимая, чтобы проверить, действительно ли им... пользовались.
Теперь курицу действительно рвет, и она разбрызгивается по грязным половицам.
Я со стоном вытираю рот тыльной стороной ладони.
— Ты больной ублюдок — ты оставил презерватив в моих простынях.
— Да, — говорит Джуд, и что-то в том, как он смотрит на меня, вызывает у меня желание блевать снова.
Это похоже на выражение его лица, когда он увидел швы на моем бедре.
— Ты не боишься крови, — бормочу я, и еще один кусочек головоломки встает на место. Так называемое вегетарианство, то, как он пялился, если видел что-то жестокое по телевизору, а затем выходил из комнаты, чтобы пойти в ванную или в свою спальню… — Это тебя заводит.
Губы Джуда подергиваются.
— Я ничего не боюсь, — говорит он с леденящим душу спокойствием.
— Почему ты издевался надо мной, когда мы переехали в этот дом? Почему ты хотел, чтобы я думала, что в нем водятся привидения?
Джуд издает раздраженный звук.
— Сначала я просто злился на тебя за то, что ты заставила меня спать в машине. Но потом ты привела сюда эту рыжеволосую амебу, и я мог бы сказать, что это снова будет Гидеон... — он делает паузу, выражение его лица мрачнеет. — Я не знал, что ты трахалась с женоубийцей на стороне.
— Ты перепилил доски. Из-за тебя Том провалился сквозь потолок.
Он улыбается, довольный собой.
— Это было отчасти для тебя, а отчасти чтобы отомстить этой маленькой пизде Эмме — принесла свои гребаные черничные маффины, просто чтобы досадить мне.
— Ты пытался убить Тома из-за пары маффинов?
— Он не умер, — говорит Джуд, хотя совершенно очевидно, что ему было бы все равно, даже если бы это было так.
Он как будто стал другим человеком. Выражение его лица не похоже ни на одно выражение, которое я видела у него раньше — плоское, лишенное эмоций. Это действительно похоже на маску. Только у меня такое чувство, что масками являются другие выражения, которые он носит — вот как он на самом деле выглядит под ними.
Я не могу в это поверить.
И в то же время… Я наконец-то верю. Потому что я вижу то, что должна была видеть с самого начала.
Мой брат — мудак.
Нет, вычеркни это. Он откровенный психопат.
Давай хоть раз в моей чертовой жизни назовем вещи своими именами — возможно, это мой последний шанс быть честной с самой собой.
— Ты убил наших родителей.
Я не ожидаю, что он это признает, но странным образом мой брат, кажется, почти гордится тем, что рассказывает мне все это. Как будто он годами ждал, чтобы наконец похвастаться тем, какой он умный.
— Динь-динь-динь! — в его темных глазах сверкают искорки света. — Хотя, я думаю, можно сказать, что они смеялись последними.
— Я не думаю, что они поняли бы юмор.
— Почему бы и нет? Даже мне пришлось посмеяться над собой после того, как я пошел на все эти хлопоты только для того, чтобы узнать, что они разорены.
Это то, что он говорит, но Джуд не выглядит удивленным ни в малейшей степени — на самом деле, он кажется глубоко, горько рассерженным. Как будто это мои родители надули его, а он невинная жертва.
— Тебе было десять лет, — шепчу я.
— Да, и я хотел избавиться от них с шести лет. Особенно от этой сучки.
— Наша мать?
— Зацикленная на себе, стремящаяся подняться по социальной лестнице, — выплевывает Джуд. — Но она была всего лишь раздражением, а он был проблемой.
Мой желудок сжимается, когда тысячи забытых воспоминаний проносятся в моем мозгу. Временами мой отец смотрел на Джуда, а затем отводил взгляд, слегка хмурясь. Иногда он пытался поговорить с моей матерью, но она отмахивалась от него…
Ему скучно в школе, он капризничает…