— У тебя есть брат?
Приятно знать, что у Дейна есть родственники, которые все еще живы.
— Ему принадлежит «Монарх» в Гримстоуне. Он получил это в наследство, а я забрал дом.
— Кому досталась более выгодная сделка?
— Мы оба получили то, что хотели. По крайней мере, так мы думали в то время.
Монарх — красивый старый отель на Мейн-стрит, единственный в городе. Его конкурентом является отвратительно роскошный отель Onyx resort, построенный на противоположном конце пляжа, ненавистный местными жителям, но, возможно, спасение для меня в том смысле, что это должно резко повысить стоимость моей недвижимости. У Дейна тоже, хотя, похоже, ему это не нужно.
— Итак, ты богат, — говорю я. — Я так и думала. Это бархатный халат — в наши дни большинство людей носят флис, не знаю, знаешь ли вы об этом.
Когда я отпускаю шутку, которую Дейн не хочет признавать, ему приходится сделать паузу и разжать челюсти. Это становится моим любимым зрелищем.
— Коветты были одной из семей-основателей Гримстоуна, — говорит Дейн, как будто он в чем-то признается, а не хвастается.
— Это вы дали ему название? Потому что, возможно, ты захочешь переосмыслить свой маркетинг... это точно не вызывает в воображении образы солнечного неба и песчаных пляжей.
Дейн приподнимает бровь.
— Ты видела наши пляжи?
— Вообще-то, нет.
Дядя Эрни ненавидел океан. Он возил нас в город, но никогда не спускался к воде.
— Давай просто скажем, что это был единственный раз, когда мои предки были честны.
— Не может быть так уж плохо, если вокруг него построили целый курорт.
Дейн странно смотрит на меня.
— Люди приезжают сюда погостить, но не остаются.
Почему нет?
— Потому что они могут почувствовать, что с этим местом что-то не так. Особенно там, внизу.
Он кивает в сторону города с его пещерами и пляжами, хотя мы уже давно не видим даже деревьев в его собственном дворе. На улице уже совсем темно, а в доме Дейна освещение лишь немного лучше. Единственная лампа в комнате больше не давала достаточно света, чтобы наложить швы на мою ногу.
Я и не осознавала, сколько света мы потеряли. Глаза Дейна из медовых стали каменными, его кожа — как мрамор. Самые темные пряди его волос черны как смоль, самые светлые — чистое серебро. В нем больше металла, чем человека.
Мне следует уйти…
Вместо этого я спрашиваю:
— Что не так с Гримстоуном?
Дейн смотрит на меня, склонив голову набок.
— Почему любое место такое, какое оно есть? Почему в Амазонии все ядовито? Люди, которые здесь растут, нехорошие люди.
— Включая тебя?
— Особенно я.
Внезапно я вспоминаю, что нахожусь в доме совершенно незнакомого человека. С ужасной репутацией.
Я облизываю губы.
— Что это значит?
— Что?
— Что ты нехороший человек?
Тишина между нами гладкая, как озерная вода — по ней можно заметить мельчайшую рябь.
Лицо Дейна ничего не выражает, в то время как тысячи мыслей мелькают в его глазах.
Если бы я могла читать их, как книгу... открыла бы я ее?
Да. Каждый гребаный раз.
— Как ты думаешь, что это значит? — говорит Дейн. — Быть плохим человеком.
— Это значит, что ты причиняешь боль людям.
Он слегка улыбается, его легкое дыхание щекочет мне руку.
— Реми... все причиняют людям боль.
— Я имею в виду намеренно. Получая от этого удовольствие.
— Имеет ли значение, сделал ли человек, который причинил тебе боль, это намеренно?
Гидеон вспыхивает у меня в голове.
— Да, — говорю я яростно.
— Я так не думаю, — Дейн стоит рядом со мной в темноте. — Я не думаю, что это вообще имеет значение, когда ты истекаешь кровью на полу.
Его слова угрожающие, его присутствие пугает, но в его глазах пляшет мрачное веселье, которое непреодолимо притягивает меня внутрь, вместо того чтобы броситься к двери.
Я вздергиваю подбородок.
— Я истекала кровью на твоем диване. Ты наложил мне швы. Мне не кажется, что это поступок плохого парня.
Рука Дейна взлетает быстро, как змея, и хватает меня за конский хвост, оттягивая мою голову назад. Его тело прижимается к моему, и он больше совсем не металлический, не холодный и не стальной — он чистый расплавленный огонь, мерцающий в его глазах, вырывающийся из его легких. Его губы обжигают край моего уха.
— Это было чисто эгоистично. Ты должна мне чертовски много работы, и я собираюсь выжать из тебя все до последнего доллара, прежде чем позволю тебе развалиться на части.
Его рот обрушивается на мой, горячий, влажный и агрессивный. Другая его рука скользит под мою рубашку и хватает мой сосок, сильно сжимая.
— Я действительно наслаждаюсь болью красивой женщины. Я наслаждаюсь тем, что это делает... физиологически, — он переплетает пальцы, заставляя меня вскрикнуть у его рта. Его губы скользят вниз по моей челюсти, и он прижимается носом к моему уху, вдыхая мой запах. — Адреналин в твоем поту... — он проводит своим горячим языком по моей шее. — То, как расширяются твои зрачки...